Пожар в Манеже 14 марта, в одночасье сгубивший один из шедевров русского классического зодчества, вновь со всей остротой поставил перед всеми нами вопрос о судьбе памятников отнюдь не в любовном, до предела натянутом треугольнике «Власть - Рынок - Культура».

Публикациями сегодняшнего номера «МП» открывает дискуссию о роли архитектурного наследия, его месте в завтрашнем облике столицы. Приглашаем к участию в обсуждении представителей администрации, архитекторов, художников, журналистов.

Наш адрес в Интернете: [email protected]

Памяти памятника

Архитектура триумфа

Конец XVIII - начало XIX века были для России эпохой военных и политических побед и успехов - временем Екатерины Великой, Александра Благословенного, Суворова, Кутузова… Под стать эпохе и архитектура - «время, схваченное в камне». Зодчие работали тогда преимущественно в классическом стиле: ордерные системы, «трофеи» в тимпанах, величественные колонны, словом, «архитектура Триумфа».

Этот стиль оставался господствующим и в первые десятилетия архитектурного возрождения Москвы после Отечественной войны и пожара 1812 года. Одним из бесспорных шедевров этого времени был Манеж.

…Комиссия по строению Москвы (так называлась тогда главная архитектурно-планировочная инстанция столицы) первоначально не собиралась застраивать площадку перед Кремлем между Воскресенскими и Троицкими воротами. Но в 1817 году ожидался приезд в Белокаменную императора Александра I; и для смотра войск, победителей Бонапарта, в крытом помещении было принято решение о срочном строительстве огромного Экзерциргауза - в дословном переводе с немецкого «здание для строевой подготовки». На постройку отводилось полгода: весной начали, к ноябрю, к пятой годовщине победы над иноземным нашествием, окончили.

Функциональное военное назначение памятника предопределило основные архитектурные и конструктивные требования. В истории русского зодчества еще не было опыта создания столь масштабного внутреннего пространства: внутри Манежа можно было без труда выстроить и организовать строевые учения полносоставного пехотного полка. Автором уникального проекта стал инженер-генерал Огюстен Бетанкур, нормандского происхождения, испанского титулования (подробности опускаем), а в русской службе Августин Августинович. Замечательной находкой его стали перекрытия - знаменитые стропильные «фермы Бетанкура», восходившие конструктивно к кровельным стропилам крупнейших римских и византийских базилик, но увеличенные в пролете до небывалой ширины в 45 метров.

Поскольку Августин Августинович по долгу службы (он возглавлял в тот период военно-строительное ведомство Петербурга) не мог сам воплотить свой проект, это было поручено другому «русскому французу» Льву Львовичу Карбонье. Но и этот, тоже генерал-инженер, по массе обязанностей, лишь руководил объектом, а строить, как обычно бывает, довелось человеку куда менее титулованному - инженер-поручику Кашпереву.

То ли по просчету Бетанкура, то ли по неточности исполнителей, фермы стали проседать уже вскоре по завершении строительства. Бетанкур снова все пересчитал и представил императору проект переделки и укрепления конструкций. Это было в 1819 году, но дожить до исправления своего проекта генералу не было суждено. В 1824 году за него это выполнил инженер Р.Р.Бауса. Архитектурный декор, внешний и внутренний, был доверен Осипу Бове, руководителю вышеупомянутой Комиссии по строению. В январе 1827 года Экзерциргауз был наконец сдан кремлевскому Дворцовому ведомству.

Впрочем, для строевой подготовки он, если и использовался, то совсем недолго. С 1831 года москвичи видят в его стенах все что угодно, кроме военных парадов. Здесь дирижировали оркестрами Гектор Берлиоз и Иоганн Штраус. Здесь развернулась в 1872 году знаменитая Промышленная выставка, давшая начало Историческому и Политехническому музеям. Здесь был даже действующий храм: старожилы Москвы помнят ротонду-пристройку со стороны Кремля, ставшую алтарем перенесенной в Манеж древней церкви Николы в Сапожке. (Церковь просуществовала в Манеже до начала XX столетия.) В основном же здание использовалось, как и в наши дни, для выставочных целей.

...В десятом часу вечера 14 марта в слуховых окнах чердака огромного здания были замечены первые языки пламени. Полчаса спустя над Манежем бушевал сорокаметровый костер.

Предсказанный или заказанный?

В первых же публикациях в СМИ к пожару прилагались самые разные эпитеты - от «предсказанного» до «подстроенного». И те, и другие авторы имели в виду бурные дебаты, происходившие вокруг планов реконструкции Манежа в последние годы и особенно прошлой осенью. Авторы, склонные именовать пожар «предсказанным», ссылались на «огнеопасность», устарелость конструкций, несоблюдение правил противопожарной безопасности. Подчеркивали, что уже много лет различные московские инстанции говорили о необходимости срочных мер по реконструкции Манежа.

Аргументация других, напротив, как раз и основывалась на явной заинтересованности московского архитектурного и особенно инвестиционного истеблишмента в «реконструкции любой ценой». Не будем пытаться предвосхитить результаты следствия. Хотя предвидеть результат суммарный кажется несложно: подлинные причины пожара вряд ли когда-нибудь будут раскрыты.

Уже сейчас отпали как совершенно несостоятельные версии о коротком замыкании, искре от сварочных работ, окурка или случайно влетевшей в окно петарды. Специалисты по пожарам МЧС и ФСБ пришли к выводу о том, что чердак здания не мог загореться случайно. «Пожару предшествовал мощный выброс тепловой энергии, создать который можно только с помощью горючих жидкостей или пиротехнических средств». «Отрицательной» уликой является в этой версии и отсутствие улик: профессионально устроенный пожар предполагает именно уничтожение улик в первую очередь.

Да, кровля Манежа была целиком построена на деревянных конструкциях. Но едва ли эти конструкции могли воспламениться от какой-либо случайной искры. Прежде всего, по причине их массивности. 40-миллиметровые доски пола, 30-миллиметровая обрешетка крыши, стропила и чердачные перекрытия из мощного бруса. Мифом оказалось и наличие имевшихся якобы на чердаке залежей табака, торфа, опилок. Ни одного из признаков, свойственных горению подобных материалов, при тушении Манежа не было обнаружено. Да их и не могло быть. Достаточно вспомнить, что до 1956 года здание использовалось как правительственный гараж. Как справедливо подчеркивают специалисты, любая попытка «оснастить» чердак здания легковоспламеняющимися материалами рассматривалась бы в те годы как подрасстрельная диверсия.

Бонапарт отдыхает

В декабре минувшего года, сразу после думских выборов, состоялся очередной эфир телевизионной передачи бывшего министра культуры (или «бывшей культуры»?) Михаила Швыдкого «Культурная революция». Автору этих строк довелось полемизировать в той передаче с О.М.Толкачевым на тему, нужно ли приватизировать памятники культуры. И ведущий, М.Е.Швыдкой, пытался, как ему казалось, «сразить» оппонента вопросом: но разве они горят, приватизированные или заинвестированные памятники? На что автору пришлось ответить тоже достаточно категорично: горят! Тогда мы могли обосновать свой взгляд лишь примерами подмосковных усадеб, которые действительно зачастую сначала поджигаются для занижения ценности и категории охраны, а затем передаются для восстановления заранее известным инвесторам. В страшном сне автор не посмел бы тогда предположить, что слова о горящих памятниках сбудутся так скоро и на таком архитектурном шедевре - одном из символов Москвы.

О поджоге Манежа как наиболее правдоподобной версии говорил на Общественном градостроительном совете Москвы председатель комиссии по охране культурного наследия Союза художников Алексей Клименко.

Действительно ли настолько правдоподобно?

…Только в прошлом году в Центральном округе столицы горело 1287 зданий. Бонапарт отдыхает. По порядку это сопоставимо с количеством зданий (около шести тысяч), погибших в устроенном его мародерами московском пожаре 1812 года. При этом в Москве 2004 года не было вроде бы ни оккупантов, ни боевых действий; ни один мародер или поджигатель не был схвачен и предан суду.

По предположениям не одних лишь архитекторов, таким нехитрым и вполне безнаказанным методом «столичные застройщики высвобождают земельные участки под новые магазины, офисы и элитные жилые кварталы» («Российская газета», от 19.03.04). Способ стар, как сам капиталистический мегаполис: известный по американским боевикам пожар в Старом Чикаго освободил в свое время место для бурного строительства города.

Новое наступление на архитектурное наследие?

«Я не могу представить себе человека, который пошел бы на это, - цитирует одна из газет ответ Иосифа Орджоникидзе на вопрос, не мог ли возникнуть и в самом деле у кого-либо соблазн именно так обойти сковывающий инвесторов по рукам и ногам закон об охране памятников.

Человека - и я не могу представить.

Но достаточно показателен сам тон некоторых наших СМИ, обсуждающих проблему гибели и реконструкции Манежа. Приходилось читать, что «урок Манежа, Военторга и других подобных старых сооружений состоит в том, что даже самые ценные архитектурные памятники, исчерпав свои технические возможности, превращаются в угрозу для жизни людей». Нашлись даже авторы, готовые использовать обугленный остов творения Бетанкура и Бове в качестве своеобразной дубины для войны… С кем бы вы думали? С «охранниками старины», «эстетствующими патриотами», «любителями архитектурного нафталина».

Так называют иные журналисты архитекторов и художников, дерзающих и в нынешней постперестроечной России отстаивать право на жизнь великих памятников отечественной культуры. Скажем прямо: отвратительно, но не оригинально. Именно так, заклеймив «архитектурный нафталин», боролись с памятниками Москвы и с памятью народа и в эпоху Генплана тридцатых, и при сломах хрущевского времени. И также обзывали «лжепатриотами» и «реакционерами» основателей Общества охраны памятников в шестидесятые, тоже пытавшихся в «жесточайшей схватке с московскими властями» отстоять последние сохранившиеся еще тогда столичные реликвии.

Идеологи «Манежного Рубикона» (так называлась статья в «Московской правде» от 16 марта 2004 года) пытаются даже инсценировать своеобразный фильм ужасов о неких «зданиях-убийцах», «готовых в любое время погрести под своими дряхлеющими останками ни в чем не повинных людей».

Итак, защитники старины и культуры с одной стороны - и защитники жизни и здоровья граждан, с другой. Вполне в современном стиле («мир после 11 сентября», «Европа после 11 марта») нас призывают открыть новую эпоху - «Москва после 14 марта». Якобы с пожаром в Манеже «в Москве был перейден незримый Рубикон многолетнего противостояния… У московских властей не остается другого шанса, кроме как выиграть «по Черчиллю» городскую войну памятников, чтобы сберечь жизни москвичей, в этой войне не участвующих, но периодически играющих ужасную роль ее случайных и нелепых жертв... Пожар в Манеже бросил московским властям последнюю перчатку».

…Давно не приходилось читать чего-либо настолько «ужасного» и «нелепого». Не станем говорить о притянутом в качестве союзника известном русофобе Черчилле, который, кстати, никогда не был замечен во вражде против своих, британских памятников и традиций. Но объявлять «войну» памятникам отечественной истории?

Николай Лисовой, кандидат философских наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН
Фото Владимира Чижикова

Объявления