Древние по разному именовали тот божественный строй мира, ту неотмирную Премудрость, которой следует вся живая и неживая природа. Для греков это был космос, для китайцев - дао, для древних ариев - рита (отсюда современные слова - ритм, ритуал, rite, right), для индийцев - дхарма, иранцев - аша, египтян - маат. Право всегда считалось проявлением этого единого божественного закона мироздания в социальной и политической сфере. Но если следование всего творения природному закону абсолютно и неизменно, то человек может свободно соблюдать, а может и не соблюдать строй бытия. Однако, нарушитель закона не отменяет объективность закона, но только пренебрегает им и с таким беззаконником неотвратимо происходит то же, что и с тем, кто, игнорируя закон всемирного тяготения, бросается в пропасть. Другое дело, что в социальных законах причина и следствие, нарушение и воздаяние часто не следуют немедленно одно за другим, но бывают разделены многими годами и даже поколениями. "Я Господь Бог твой, Бог ревнитель, за вину отцов наказывающий детей до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои" [Втор.5,9 - 10].

Такая разведенность преступления и наказания с одной стороны сохраняет за человеком свободу, а с другой заставляет разумных и благочестивых с особым вниманием исследовать Божественные установления дабы научиться отличать правильное от неправильного, законное от беззаконного. Многочисленные собрания поучений и законоустановлений - одни из древнейших памятников письменного слова и безусловно они восходят к еще более раннему дописьменному бытию человечества. Уже в III тысячелетии до Р.Х. встречаем мы египетские "премудрости"Птаххотепа, Джедефхора, Кагемни, шумерские установления Липит - Иштар и Эшнунны. А древнейший и наиболее популярный индийский священный свод права именуется "Манавадхармащастра" - Собрание законов человеческих ² .

Из этой глубочайшей древности наследовали современные народы привычку отношения к праву как к святыне. Клятва на Библии во время судейской присяги - прекрасное тому свидетельство. Но ныне право нечасто сознается во всей своей глубине. В результате изменений в миросозерцании европейского человека в XVIII - XX веках, божественную и естественную теории права сменила теория позитивная. И теперь мы самоуверенно полагаем, что можем выдумывать любые нормы, а с другой стороны считаем любой действующий в обществе закон законным уже в силу его актуального существования.

Но в действительности и у нас имеется здоровое чувство со - ответственности абсолютного закона правды конкретному нормотворчеству. Заглушить это чувство для законодателя то же, что человеку заставить умолкнуть свою совесть. Общество, силящееся существовать по неестественным законам или, столкнувшись с трудностями, изменит эти законы, или придет к катастрофе.

Национальный правопорядок - это частный вариант общего мироустрояющего закона, присущий определенному народу, данной земле. Общечеловеческие принципы отношений человека с человеком, власти с обществом, учреждений друг с другом национальный закон проявляет со - ответственно конкретному народу, движущемуся в истории, но всегда сохраняющему собственное лицо, свою личность. Национальное право несовершенно, так как несовершенен, грешен любой народ, но оно мерно народу, оно создает рамку народной жизни, переводит и приспосабливает абсолютные истины Божьи к конкретному историческому и национальному бытию.

И русский правопорядок на протяжении тысячелетия постепенно развивался, усложнялся вместе с развитием, усложнением самого общества нашего. К обычному славянскому праву, сохранявшему к Х веку кое в чем еще древние общеарийские формы, прибавились с христианизацией элементы византийского законодательства, через Кодекс Юстиниана восходившие к классическому римскому праву, и каноны церковного права, сплавленные тогда с правом гражданским. С XVII столетия русское право активно акцептирует нормы и саму юридическую логику западноевропейского законодательства и акцептирует достаточно органично, так как базисная для Европы римская правовая традиция была воспринята Русью от Константинополя вместе с христианством еще в X - XI веках.

Древняя Русская Правда, княжеские уставы и уставные грамоты, судные грамоты и судебники, Стоглав и Соборное уложение 1649 года, петровские артикулы и указы, законодательные акты Ектерины Великой и Александра I, Великие реформы Александра II и Основные государственные законы 1906 года являли собой единую правовую ткань созидающегося народного организма. Одни нормы устаревали, отмирали, другие приходили им на смену. Некоторые правовые новации оказывались неудачными, не со - ответственными строю народной жизни и переставали применяться. Это была жизнь, и как любая жизнь она несла в себе существенное и случайное, вечное и сиюминутное. Но течение реки русского национального правопорядка, теряющейся своими истоками в далекой доистории, было жестоко остановлено 1917 годом.

II. Остановленное в своем развитии право

Как случилась Февральская революция, что стало ей причиной и началом? Где бы не находили мы исток Великой русской смуты, катастрофа, всеми давно ожидаемая, разразилась совершенно нежданно. Уже 8 января 1917 года брат Государя Михаил Александрович спрашивал Председателя Думы М.В.Родзянко, будет ли революция. Последний свой всеподданнейший доклад Императору 10 февраля тот же Родзянко закончил словами - "будет революция и такая анархия, которую никто не удержит". Но и для этого опытного и мудрого человека обрушение государства Российского произошло нечаемо.

"Дума продолжала обсуждать продовольственный вопрос. Внешне всё казалось спокойным... Но вдруг что - то оборвалось, и государственная машина сошла с рельс. Свершилось то, о чем предупреждали, грозное и гибельное..." - так закончил Михаил Родзянко свою книгу "Крушение Империи" ³ . Другой проницательный очевидец февральских событий, Владимир Набоков, признавался: "Еще 26 - го вечером мы были далеки от мысли, что ближайшие два - три дня принесут с собою такие колоссальные, решающие события всемирно - исторического значения"4 . Люди, дальше стоявшие от вершины российской власти, тоже почти все, как животные землетрясение, предчувствовали катастрофу, и никто, однако, ее не ожидал.

Но точно ли случившиеся в последние дни февраля и в начале марта 1917 года события являлись катастрофой "всемирно - исторического значения"? Или же это был сравнительно второстепенный акт отечественной истории, вполне перекрытый Революцией Октябрьской?

Здесь не место для тщательного и всестороннего исторического исследования. Но, замечу, что вовсе не случайным было всеобщее ожидание, что с верховной властью в России что - то должно случиться. Страна действительно управлялась всё хуже, Двор всё больше отделялся от общества, от всех сословий и групп. Отвратительная фигура лжестарца Григория Распутина, выросшая в глазах общества до колоссальных размеров национального бедствия, стала знамением конца несчастного царствования. И вот, во Пскове, в ночь со второго на третье марта, в салон - вагоне императорского поезда Государь Николай Александрович "признал за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с себя Верховную власть".

ХХ век явился свидетелем стольких революций и отречений монархов, что акт, датированный 15 часами 2 марта 1917 года, выглядит достаточно заурядно. Внимание русских людей вскоре было захвачено куда более грандиозными и кровавыми событиями борьбы за власть Временного Правительства и Советов, всё углубляющегося развала фронта и тыла, Корниловского мятежа и Октябрьского переворота, созыва и немедленного разгона Учредительного Собрания, Брестского мира, развала России, Гражданской войны, Красного террора и, наконец, полного воцарения нового строя жизни, который сам его создатель определил как "ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть" ⁵ . Говоря юридически, под этой насильнической властью существовали мы до 12 декабря 1993 года.

Но почему вместе с отречением Государя как карточный домик рухнула власть закона на пространствах Российской Империи?

Нет, читатель, я не "махровый монархист", уверенный, что без царя народ существовать не может и, коль низложен был "удерживающий", то России ничего не оставалось, как пойти вразнос. Власть царская значительно моложе человечества и принадлежит к исторически относительным, а не к сущностным его явлениям. Немонархические сообщества порой веками сохраняют незыблемый правопорядок, а монархии часто страдают от хронической аномии ⁶ .

Причина послефевральского безвластия (а, отнюдь, не двоевластия, как говорили советские историки), постепенно перелившегося в неприкрытое коммунистическое насилие, в том, что отречение само по себе было незаконным, а потому и власть Временного Правительства не зиждилась на законе.

У власти могут быть только два источника - или естественный обществу преемственный правопорядок, или прямое беззаконное насилие. Первого Временное Правительство не имело, а на второе не могло решиться. Стараясь во всем следовать букве Основных Государственных Законов, Временное Правительство презрело самое главное в них и для любого государственного сообщества вообще существеннейшее - закономерное преемство верховной власти. И потому власть его не только формально - юридически, но и фактически оказалась призрачной. Будь закон лишь измышлением человеческого ума, пренебрежение им не имело бы столь разрушительных последствий - сегодня выдумали одно, завтра, коль надо, выдумаем иное - но глубина катастрофы русского общества указывает нам на неотмирный источник права, которым мы столь необдуманно пренебрегли.

Отбросив волю Творца и Вседержителя, выраженную не в отдельных нормах, но в самом преемственном строе права, мы, поскольку в полном безволии существовать невозможно, заместили Божественную волю нашей собственной, человеческой. Слова революционного гимна, что Бог "не даст нам избавления" и освобождения мы добьемся "своею собственной рукой" - оказываются не бессодержательной риторикой, но, обнажающей подсознательное, проговоркой. И эта - то несинергийная божественной, самостная наша воля и обернулась "ничем не ограниченной, никакими абсолютно законами не стесненной, непосредственно на насилие опирающейся властью" Ленина и его сообщников.

Не имея в себе Божественного творящего начала, немедленно восстав на Бога, новая власть могла только разрушать и жить продуктами полураспада былого государственного организма. И в той степени в какой человек советского времени соединял себя с властью он, с неизбежностью, сам обессиливал на всё доброе и разрушался. Через эту личную духовную драму прошли очень и очень многие, в той или иной степени, наверное, все мы.

Но вернемся во второе марта 1917 года.

Вышедший к приехавшим из Петрограда во Псков представителям Временного Комитета Государственной Думы В.В.Шульгину и А.И.Гучкову, Император сказал: "Ранее вашего приезда после разговора по прямому проводу генерал - адъютанта Рузскаго с председателем Государственной Думы, я думал в течение утра, и во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь еще раз обдумав свое положение, я пришел к заключению, что в виду его болезненности, мне следует отречься одновременно и за себя и за него, так как разлучаться с ним не могу"7 .

Несостоятельность, неправомерность формы отречения от престола, избранной Императором Николаем II была очевидна с момента её первого объявления Государем. Её заметил В.В.Шульгин. Её подробно объяснил Владимир Набоков в апреле 1918 года8 .

Дело в том, что в Российских законах вовсе отсутствовала норма отречения от престола царствующего Императора. Статьи 37 и 38 Основных Государственных законов рассматривают возможность отречения наследника до его вступления на престол, но об отречении правящего Государя ни в этих ни в иных статьях нет ни слова. Разумеется, отсутствие нормы, как хорошо знают юристы, не исключает факта. Но, в рассматриваемом нами случае, факт отречения, по точному замечанию Набокова, юридически тождественен смерти Государя.

По объявленным Императором Павлом законам о престолонаследиии, в непреложной верности которым торжественно клялся при достижении совершеннолетия каждый Наследник Престола вплоть до Николая II, Император не может распоряжаться Всероссийским Престолом как частным своим наследием и завещать его кому пожелает. Престол Империи наследуется в строго установленном законом порядке (Вторая глава Основных Государственных законов). Поэтому, в случае отречения Николая II, престол переходил его сыну Алексею Николаевичу. Отрекаться можно только за себя. Отрекаться за другое лицо - в данном случае за сына - Российский Император не имел права. Цесаревич Алексей мог только сам отречься от своего права на престол, да и то лишь по достижении совершеннолетия (16 лет). До того он должен был царствовать при Правителе (регенте), которого мог определить перед отречением - смертью Николай II, но которым, если такого определения не последовало, становился "ближний по наследию Престола из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора" (ст.45). В 1917 году самым ближним был брат царя Михаил.

В Думе был проработан именно этот, вполне законный вид отречения: "призываем благословение Бога на Сына Нашего, в пользу которого отрекаемся от Престола Нашего. Ему до совершеннолетия регентом брата Нашего Михаила Александровича ...". Но Николай воспротивился, а Шульгин и Гучков не стали перечить. В окончательном тексте манифеста об отречении объявлялось: "Не желая разстаться с любимым Сыном НАШИМ, МЫ передаем наследие НАШЕ Брату НАШЕМУ Великому Князю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского" ⁹ .

Такая форма отречения являлась незаконной, а ввиду клятвы цесаревича "соблюдать все постановления о наследии Престола...во всей их силе и неприкосновенности, как пред Богом и судом Его страшным ответ в том дать могу" и клятвопреступлением. Невозможно представить, что прекрасно юридически образованный и двадцать два года управлявший Империей Государь Николай II не сознавал, что так отрекаясь он нарушает закон и никакого властного статуса для великого князя Михаила Александровича тем самым не создает. Чего желал достичь Государь заведомо нарушая правила престолонаследия мы, скорее всего, никогда не узнаем. Но ясно одно: по причине незаконности отречения за сына, после отказа Николая II от Престола, Императором Всероссийским являлся по статье 28 Основных Государственных Законов Алексей Николаевич при регенте Михаиле Александровиче.

Шульгину, Гучкову и другим лицам, присутствовавшим в салон - вагоне во время обсуждения текста манифеста, следовало бы тут же указать Государю на юридическую несообразность. Но никто этого не сделал.

"Если здесь есть юридическая неправильность... - передает в "Днях"свои тогдашние мысли Шульгин. - Если Государь не может отрекаться в пользу брата... Пусть будет неправильность!.. Может быть, этим выиграется время... Некоторое время будет править Михаил, а потом, когда всё угомонится, выяснится, что он не может царствовать, и престол перейдет к Алексею Николаевичу ... Всё это, перебивая одно другое, пронеслось, как бывает в такие минуты ... Как будто не я думал, а кто - то другой за меня, более быстро соображающий... И мы согласились ..." ¹⁰ .

Однако, всё получилось совсем не так, как надеялся Шульгин. "Принятие Михаилом престола было бы, - отмечает Набоков, - ab initio vitiosum, с самого начала порочным." И сам великий князь, и окружающие его это или сознавали или ощущали. Когда, узнав о передаче ему короны, Михаил Александрович спросил М.В.Родзянко, может ли Председатель Думы гарантировать ему безопасность в случае, если он вступит на престол, то в ответ услышал: "Единственно, что я вам могу гарантировать - это умереть вместе с вами" ¹¹ .

3 марта великий князь Михаил Александрович не всходя на престол, на который он при несовершеннолетнем цесаревиче Алексее не имел никаких прав, отказался от принятия верховной власти. И это было вполне правомерное действие. Однако действием этим Михаил не ограничился. В акте отказа от престола великий князь, по совету Шульгина и Набокова и при полном одобрении членов Временного Правительства объявил: "Всем гражданам Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти".

"С юридической точки зрения, - замечает творец этой формулы Владимир Набоков, - можно возразить, что Михаил Александрович, не принимая верховной власти, не мог давать никаких обязательных и связывающих указаний насчет пределов и существа власти Временного Правительства. Но мы в данном случае не видели центра тяжести в юридической силе формулы, а только в её нравственно - политическом значении. И нельзя не отметить, что акт об отказе от престола, подписанный Михаилом, был единственным актом, определившим объем власти Временного Правительства и вместе с тем разрешившим вопрос о формах его функционирования, - в частности (и главным образом) вопрос о дальнейшей деятельности законодательных учреждений"12 .

Как можно видеть, юридически власть Временного Правительства строилась ни на чем. Это была чистая узурпация, отягченная неловкой попыткой сознательной правовой фальсификации. De jure в России правил двенадцатилетний Алексей Николаевич, de facto никакой властью не располагавший и о своем положении Императора Всероссийского не ведавший.

Перед Временным Правительством открывалось несколько возможностей дальнейшей деятельности. Оно могло вернуться к законному порядку, утвердить в положении Правителя Михаила, вступив с ним в некоторое неофициальное соглашение по разделению властных полномочий. Либеральный Михаил скорее всего согласился бы на разумные условия думцев. Могло Временное Правительство пренебречь историческим правопорядком и установить собственную диктатуру вполне беззаконную. На это оно так и не решилось. И, наконец, последняя возможность - это делать вид, что в своей деятельности оно следует Российскому правопорядку, букве Основных Государственных законов и действительно стараться в меру сил так поступать. Этот путь - самый непоследовательный, самый безвольный.

Если вспомнить о том, что говорилось несколькими страницами выше, то первая возможность предполагает восстановление правовой синергии Божественной и человеческой воль, вторая - прямое восстание на Божественный закон и утверждение собственного, человеческого права силы. Третья же - это ателима, безволие, расслабленность. Временное Правительство избрало третий путь, обернувшийся скорой гибелью и для него и для России.

"Отречение, которое должно было спасти порядок в России, оказалось недостаточным для людей, вообразивших себя способными управлять Россией, справиться с ими же вызванной революцией и вести победоносную войну. Безволие теперь действительно наступило. Это была уже не анархия, что проявилась в уличной толпе, это была анархия в точном значении слова - власти вовсе не было. Ничто "не заработало в усиленном темпе", кроме машины, углублявшей революцию, не наступило "быстрого успокоения", не произошло подъема патриотического чувства и решительная победа не оказалась обеспеченной, как это обещали князь Львов и Родзянко в ночь на З - ье марта" - вспоминал несколько месяцев спустя один из важнейших участников отречения ¹³ .

Власть захватил в конце концов тот, кто менее всех считал себя связанным каким - то "историческим правопорядком", кто не только смеялся над принципом богоданности закона, но и делал из своего неверия наиболее последовательный вывод, отрицая закон как таковой. Власть в России захватили Советы и наиболее радикальный элемент в них - большевики. "Легкость, с которой Ленину и Троцкому удалось свергнуть последнее коалиционное Правительство Керенского, обнаружила его внутреннее бессилие. Степень этого бессилия изумила тогда даже хорошо осведомленных людей..." - отмечал полгода спустя Владимир Набоков ¹⁴ .

Развитие национального правопорядка было остановлено. Российские законы сразу же были прекращены к исполнению. Вместо многотомья государственных законов, хранивших в себе многовековой опыт приспособления Абсолютной Истины к конкретному, грешному, несовершенному историческому бытию нашего народа, в России воцарилась ничем не ограниченная, на голом насилии утверждающаяся богоборческая власть. Падшесть Адамова, более ничем не сдерживаемая и не целимая, вырвалась на свободу. Плоды этой свободы нам всем известны.

III. Учредительное Собрание и международное признание

Проведение выборов в Учредительное Собрание, Всероссийской по делам о выборах в Учредительное Собрание комиссией, назначенной беззаконным Временным Правительством, не может считаться законным, а само Учредительное Собрание - правомочным. Следует подчеркнуть, что легитимное существование России прекратилось не в ночь с 5 на 6 января 1918 года, когда по приказу Ленина были разогнаны собравшиеся в Таврическом дворце депутаты Учредительного Собрания, но 2 - 3 марта 1917 года. Именно отречение Николая II в пользу брата и отречение Михаила Александровича "в пользу" Временного Правительства вывели Россию за пределы правового пространства в пучину беззакония. Созыв Учредительного собрания не стал да и не мог стать "величайшим праздником, которого не было в России сотни лет"151. Поскольку он был осуществлен с помощью "права силы", а не силы права. Насилие порождает насилие, ложь плодит только ложь. Имевшее свой источник в насилии и лжи Учредительное Собрание совершенно закономерно закончилось насилием и ложью над ним самим.

"На основании всех завоеваний Октябрьской революции и согласно принятой на заседании ЦИК 3 января с.г. "Декларации трудового и эксплуатируемого народа", вся власть в Российской республике принадлежит Советам и советским учреждениям. Поэтому всякая попытка со стороны какого бы то ни было учреждения присвоить себе те или иные функции государственной власти будет рассматриваема как контрреволюционное действие. Всякая такая попытка будет подавляться всеми имеющимися в распоряжении Советской власти средствами, вплоть до применения вооруженной силы."

Это образцово "легитимное"заявление большевистского ВЦИК от 3 января 1918 года на основании которого и было разогнана "Учредилка" опять же является только следствием того "единственного акта", которым Набоков и Шульгин узаконили Временное Правительство.

Для историка общественного сознания России ход и результаты выборов в Учредительное Собрание весьма существенны. Они отражают лихорадочное возбуждение умов, радикализм, взаимную ожесточенность и нетерпимость, характерную для революционного времени. Формальное исследование обстоятельств выборов позволяет задать вопрос о правомочности Собрания в избрании которого принимало участие менее одной четверти населения страны. Многочисленные факты злоупотреблений, фальсификаций, угроз и насилий при подготовке к выборам, во время их проведения и позднее, при подсчете голосов, обобщенные О.Г.Радкеем и О.Н.Знаменским ¹⁷ , заставляют подумать о той границе, перейдя которую нарушения электоральной процедуры превращают выборы в фарс. Но все эти исторические и политико - культурные реминисценции имеют очень малое отношение к оценке государственно - созидательного значения Всероссийского Учредительного Собрания, поскольку оно, будучи юридически несостоятельным, внеправовым, могло стать только орудием разрушения России.

Иной вопрос, встающий перед нами в связи с революционным 1917 годом - это вопрос о праве народа на восстание и, как следствие, о праве восстания, о революционном праве. Всегда ли воля народа должна быть формализована рамками закона, или же закон вторичен, относительно свободной воли общества. Вопрос этот, если рассматривать его во всей полноте, требует анализа таких фундаментальных принципов, как соотношение абсолютной божественной правды и человеческого закона, богоподобия человека и падшести человеческой воли. В глубине сердца мы как правило знаем, справедлив ли тот или иной закон, принятый с соблюдением всех формальных юридических процедур, или несправедлив. Опыт ХХ века слишком страшен, чтобы полагать, что человеческое сообщество никогда не сходится на ошибке. О том же свидетельствует и христианская антропология. Хотя бы поэтому правовой континуитет, содержащий опыт тысячелетий, является более надежным критерием правды, чем спонтанное революционное волеизъявление народа.

И все же восстание и насильственное ниспровержение законной власти может быть признано юридически правомерным если, во - первых, эта законная власть совершает многие и тяжкие беззакония в отношении подвластных и, во - вторых, законные средства к улучшению власти формально или фактически отсутствуют. Так, восстание против режима Сталина или Гитлера было бы вполне правомерным. Оба этих режима отличались многочисленными особо тяжкими нарушениями прав человека вплоть до массовых лишений жизни и имущества ни в чем не повинных людей. Жестокая партийная диктатура, законодательно оформленная, исключала возможность и законного судебного преследования этих насилий, и правомерного низложения власти как в нацистской Германии, так и в коммунистической России.

Однако, Россия дореволюционная при всех ее недостатках была совершенно несходна с тоталитарными режимами ХХ века. Массовых казней, конфискаций имуществ, преследований инакомыслящих тут перед 1917 годом не было. Права человека, как личные так и гражданские большей частью соблюдались. Государственная Дума, избираемая населением, была свободна в своих суждениях и действиях. Конечно, Россия была весьма ограниченной демократией, но возможность дальнейшей демократизации ее политической системы законными средствами была вполне открыта.

Подтверждением этому выводу является изнурительная многолетняя гражданская война и массовые репрессии населения самими большевиками именуемые "классовой борьбой", то есть борьбой различных частей одного народа между собой. Далеко не всем оказались по сердцу революционные преобразования. Далеко не все соглашались на такое законотворчество. Да и те группы русского общества, от имени которых совершалась революция - рабочие, крестьяне, солдаты - разве были они бесправными рабами до февраля 1917 года? Разве не имели они гражданских, имущественных и политических прав? Да, права эти не всегда соблюдались и не во всем были равны правам высших социальных групп, но они расширялись год от года и уж по крайней мере жизнь и имущество трудящегося народа были защищены в царской России безмерно лучше, чем в ленинско - сталинской деспотии, где сбор колосков на колхозном поле или двадцатиминутное опоздание на работу грозили многими годами каторги и тюрьмы, полным поражением в правах. а то и смертной казнью.

Революция 1917 года не освободила Россию, но закабалила ее. Всякая возможность мирного и законного изменения политической системы после 1917 года полностью исключалась. Поэтому события 1917 года должны быть квалифицированы не как реализация народом своего права на восстание, но как действия группы лиц по присвоению себе с помощью прямого насилия исключительных прав на жизнь и имущества иных людей. Иными словами, революция 1917 года должна квалифицироваться как разбой.

Такое категорическое определение русской революции 1917 года требует ответить и еще на один вопрос: Можно ли считать коммунистический режим, установившийся в России, разбойничьим, если в 1920 - 1934 годах советское государство признали практически все государства мира, установив с Москвой нормальные дипломатические отношения, заключив пакты о ненападении, торговые соглашения и даже договоры о взаимопомощи в случае агрессии? Могут ли нормальные люди поддерживать с разбойником нормальные отношения, не указывает ли само наличие таких отношений, что перед нами не разбойник, а вполне респектабельный, порядочный человек? Увы, и в нашей повседневной жизни выход честной девушки замуж за вора не превращает его автоматически в честного гражданина. Тем более в международных отношениях дипломатическое признание отнюдь не означает оправдания режима.

Вплоть до самого последнего времени международное право вовсе не признавало законным вмешательство во внутренние дела государства. Это сейчас человеческое сообщество робко и непоследовательно пытается реализовать принцип, что нарушения прав человека не внутреннее дело, а всеобщая проблема. До конца 1940 - х годов ни одно государство всерьез об этом не помышляло.

Для классического международного права совершенно не важно демократический режим в стране или деспотический, законный или незаконный с точки зрения внутреннего, национального законодательства. Важно только одно - насколько он прочен. Если после всех волнений и революций государство достигло, не важно какой ценой и на каком основании, стабильности, то оно объективно превращается в полноценный субъект международного права и требует формального признания, на которое почти всегда и почти все страны идут. Несмотря на все злодеяния нацистов вполне демократические Швеция и Швейцария поддерживали с гитлеровским режимом нормальные дипломатические отношения вплоть до капитуляции Третьего Рейха, что отнюдь не означало оправдания этими странами германской агрессии или национальной политики.

Характерно, что СССР стали дипломатически признавать (не считая Веймарской революционной Германии, Афганистана и некоторых стран - лимитрофов, возникших на просторах Российской Империи) только с 1924 года. Семь лет мир приглядывался к "Советам", и лишь когда стало ясно, что коммунистическая власть установилась в России прочно и надолго, а все попытки ее свержения потерпели полный крах, он стал эту новую Россию дипломатически признавать. Соединенные Штаты, во внешней политике которых нравственный императив всегда имел в ХХ веке большое значение, пошли на признание СССР только в 1933 году. В 1934 году Советский Союз не на долго стал даже членом Лиги Наций.

Но все эти дипломатические признания, от афганского до американского, вовсе не содержали в себе юридической оценки установленного в России режима. С точки зрения национального, внутреннего права власть Временного Правительства как была так и оставалась вполне беззаконной, а "власть советов" и вовсе внезаконной. И никакие международные признания этого состояния внезаконности отменить не могли. Его могло и может отменить только обращение к внутренним источникам легитимации власти - или к когда - то отброшенному национальному правопорядку, или к свободному волеизъявлению всего народа, сознательно совершающего свой выбор.

IV. Жизнь вне закона

Если ход наших рассуждений верен, и в России за короткий срок от марта к октябрю 1917 года произошло не просто замещение одной системы права другой (феодально - буржуазного - социалистическим, теистического - позитивным), а полное изменение источника власти от богоданного закона к противобожескому беззаконному насилию, то в таком случае нельзя ждать от послереволюционной России никакого действительного правопорядка. Большевики, пойдя почти немедленно после захвата власти на беспримерное в человеческой истории уничтожение всего национального законодательства, заместили его своими законами, своей конституцией, но не надо быть проницательным законоведом, что бы обнаружить, что прав был все же Ленин с его "непосредственно на насилие опирающейся властью", а не многочисленные специалисты, целые институты, занятые в коммунистический период изучением советского правопорядка, как чего - то реального.

Советская власть действительно создавала гражданские, уголовные и процессуальные кодексы, писала конституции, но чем выше в системе права находилась норма, тем менее она исполнялась и предполагалась к исполнению.

Конституции провозглашали все гражданские права и свободы, объявляли, что "вся власть в СССР принадлежит народу"(ст.2 Конституции 1977 г.). Ниже конституции находились законы, еще ниже - подзаконные акты, под ними - ведомственные инструкции и, наконец, на самом дне - законопослушная деятельность граждан, законом облеченных властью. Так было в теории советского права, которую изучали на уроках обществоведения и в юридических ВУЗах. На практике все было совершенно наоборот. Конституционные нормы не имели никакой силы. Любой советский человек прекрасно знал, чего стоят правовые гарантии свободы совести, слова, собраний, научного, технического и художественного творчества, право на труд, на жилище, на власть. Некоторую силу имели законы, раскрывавшие "как надо" нормы конституции. Намного существенней оказывались подзаконные акты, еще сильнее были ведомственные инструкции и, наконец, подлинной властью в стране обладало только "телефонное право", то есть та самая "внезаконная сила", о которой как об основе нового строя говорил Ленин.

Примеров можно приводить множество. Свобода слова, провозглашенная в ст.50 последней Конституции СССР, превращалась, спускаясь с одной ступеньки права на другую в полную невозможность безнаказанно произнести и два слова вразрез с "генеральной линией КПСС". Да и сама КПСС, первый секретарь которой безраздельно управлял государством, жизнью и смертью всех граждан, ни в одном советском законе в качестве обладателя власти не выступает. По конституции, как известно, полнотой власти располагали "избранные снизу доверху" советы. Но в действительности советы не имели и грана власти, да, к тому же никем и не избирались, а назначались по указанию властной верхушки КПСС.

Безраздельной властью в советской России обладали те, кто по закону никакой властью вовсе не располагал, а те, кто, по конституции имели полноту власти, на практике были вовсе лишены её, если только не совмещали свой советский пост с местом в партийной номенклатуре.

В обществе, где действенно право, низшая норма обессиливает, если она противоречит более высокой. И даже высшие государственные акты не могут явно нарушать тех абсолютных норм священного права, которые хранит исповедуемая обществом вера. Одной из проблем предреволюционного российского законодательства было, например, всё большее расхождение между суровым библейским законом и жизнью секуляризировавшегося общества - скажем, право на развод и вторичный брак. Если рассмотреть пирамиду законодательства правового общества, то несложно обнаружить, что волевые действия регулируются законом, закон определяется конституцией, а конституция объявляет своим истоком или непосредственно Правду Божью - вспомним хотя бы американское - In God we trust; начало немецкого Основного Закона 1949 года - "Сознавая свою ответственность перед Богом и людьми..."или естественное право, которое через естество человека также восходит к его Творцу. Неотмирный источник любого закономерного акта в таких системах совершенно очевиден.

Законодательство Российской Империи вполне соответствовало "божественной пирамиде". Ст.4 Основных Государственных Законов провозглашала: "Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная власть. Повиноваться власти Его, не только за страх, но и за совесть Сам Бог повелевает". Царь был правителем "милостью Божией" и понятно, что сознательные нарушения божественной воли, лишая в глазах подданных царя этой милости, одновременно обеззаконивали его право на Престол.

Какой статьей "Сталинской Конституции" определялась власть Иосифа Сталина над жизнью и совестью граждан Государства Российского, власть, которой он так свободно, совершенно бесконтрольно располагал ?

Безусловно, власть эта не коренилась в божественном правопорядке. Любая положительная апелляция к Богу и Его закону в коммунистический период была не только юридически бесполезным, но и практически крайне опасным делом. Власть Первого секретаря ЦК не проистекала ни из конституции, ни из закона. Более того, сам "Первый"определял, что можно и что нельзя, что правильно и что ложно, разумеется не в отношении некого абсолютного идеала, а в отношении себя самого. Подобно Юстиниану он мог бы объявить себя "одушевленным законом", но в отличие от константинопольского басилевса первый секретарь ЦК отрицал существование Того, Кто сделал его "душею живою", Кто стоял над его властью.

Не определяемый никаким законом божеским или человеческим, правитель советской России был сам - себе - закон. Это он и только он обладал всецелой полнотой внезаконной власти телефонного права, власти, отливавшейся в должностные инструкции, которые в свою очередь оформляли подзаконные акты. Внешней, более или менее пристойной оболочкой подзаконных актов были законы, а уж ширмой всего этого удивительного правопорядка являлась конституция, с размалеванными на ней гарантиями, правами и свободами.

Советская система тоже была пирамидой, но ее вершина - это не Бог, а ничем не обузданный тиран, возведенный людьми в божественное достоинство, и требовавший для себя восхваления, приличного Божеству, осуществившийся "человекобог" Второго послания к Солунянам апостола Павла и "Бесов"Достоевского.

Две властные пирамиды имеют, как можно видеть диаметрально несходные структуры. И если Бог всех теистических религий по определению есть Абсолютное Благо и потому закон Его благ в той мере, в какой не подпорчен на земле человеческой падшестью, то любой нумерический человек, даже вознесенный к вершинам власти, не есть благо абсолютное и потому власть, исходящая от него, коль внешним законом она не регулируется, есть ничто иное как всецелое беззаконие.

Понятно, что беззаконие, как явление чисто отрицательное, не может быть источником никакого закона. И именно поэтому коммунистическая власть беззаконна, а коммунистическое право - чистейшей воды юридическая фикция, fata morgana.

И очень характерно, что более двух третей всего советского корпуса права имели форму секретности или "ДСП", причем это были не статьи конституции и не законы, а большей частью самые властные в советской правовой пирамиде подзаконные акты и инструкции. Чем ближе к источнику незаконной власти приближалась норма, тем более зыбкой, оставляющей место произволу оказывалась она, дабы на последней глубине вовсе исчезнуть, освобождая место полному беззаконию.

И дело даже не в том, что советский строй был аморален, жесток и бездуховен. Были такие государства и раньше, существовали они и бок о бок с СССР, например в нацистской Германии или в фашистской Италии. Но в Советском Союзе правопорядка не было, а потому и государства не существовало. Владимиру Ленину нельзя отказать в честности и точности, когда он определял свою власть как "ничем не ограниченное, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненное...насилие".

За три четверти века в Советском Союзе были правители более и менее жестокие, кровавые маньяки, и лично достаточно добрые, даже совестливые люди. Но сущность их власти от этого ни на йоту не менялась. У Горбачева, также как и у Ленина власть оставалась совершеннейшим беззаконием. В любой нормальной правовой системе человек, распоряжающийся такой властью, однозначно именуется разбойником, бандитом.

В определившем на весь ХХ век судьбу России 1917 году, большевики, отбросившие как помеху все российское законодательство, оказались разбойниками более решительными, как сейчас на похабном языке любят говорить - "крутыми", чем создавшие Временное Правительство думцы, делавшие вид, что они действуют в пределах исторического правопорядка. "Крутым"и досталась полнота незаконной власти над страной и народом.

V. Что проще - ломать или строить ?

Известная русская поговорка дает вполне ясный ответ на этот вопрос. И всё же, сам факт существования поговорки свидетельствует о многом. Склонность к разрушению весьма сильна в душе нашего народа. "Разорю я всё именье - сам улягусь на каменья"; "возьму шашку, возьму остру - и зарежу сам себя" - подобные фольклорные мотивы, многократно проявлявшиеся в действительной жизни то исходом на "теплые воды", то Пугачёвским бунтом, то Черным переделом, обрели трагическую полноту в Великой смуте 1917 - 1922 годов, когда весь строй народной жизни и само имя России были уничтожены самим же русским народом.

Коммунистическая идеология, сгущенная в известной фразе русской версии "Интернационала" - "Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы свой, мы новый мир построим, кто был ничем - тот станет всем" - идеология эта оказалась удобной рамкой для воплощения разрушительных, бунтарских наклонностей народа, потерявшего нравственные ориентиры и духовные цели бытия. Не здесь говорить, почему случилась эта утрата духовного стержня народной жизни ¹⁸ , но важно подчеркнуть, что революция 1917 года явилась не причиной, но следствием духовной катастрофы, постигшей русское общество.

Романтический байронизм первых лет новой власти; убеждение, что человек может всё; первая часть строфы "Алкесты" - "много есть чудес на свете - человек их всех чудесней", без печального завершения её, обусловили "героику"и "пафос" послереволюционных преобразований. Но умножавшиеся и умножавшиеся жертвы при созидании нового общества вскоре ясно показали для всех, желающих видеть, что силы человеческие далеко не беспредельны и, отказавшись от величайших и одновременно простейших законов, на которых стоит социальное бытие - "Возлюби Бога всем сердцем своим и ближнего своего как самого себя" - мы смогли только разрушать, только "резать самих себя".

В годы Великой войны, советская власть дабы выжить попыталась придать некоторый положительный смысл защите пространства, на котором она господствовала, вспомнив древнее как мир понятие отечества и тем, почти инстинктивно, связала себя со здоровыми основаниями народной жизни. Обращение "братья и сестры", имена великих полководцев и правителей Руси на знаках отличия и полковых знаменах, воинские звания, крой офицерской формы, признание Церкви Христовой и тост "за великий русский народ" бросали золотой отблеск истинности на коммунистический артефакт. Отблеск этот до сего дня прельщает некоторых.

Но сущность коммунистической государственности нимало не изменилась от патриотических "белил и румян". Её деспотический, внеправовой, искусственный характер, её самоутверждающаяся гордыня, пренебрегающая человеком якобы во имя человечества, её органическая лживость не могли не кончиться крахом всего того образования, которое мы привычно именуем "советским строем", СССР, социалистическим содружеством.

И на этот раз разрушено всё оказалось быстро и вновь "до основания". Нет уже ни Варшавского договора, ни СЭВа, ни Советского Союза, ни КПСС, ни вертикали советов. Начавшаяся в 1917 году небывалым насилием "самоизмышленная пагуба" завершилась также рядом насильственных и незаконных по отношению к самой внеправовой коммунистической системе действий. Но беззаконие и не может кончиться вполне законно, насилие - ненасильственно. Каждый наказывается тем, чем грешит, и поднимающий меч от него же и погибает. Закон для беззакония - такое же насилие, как и беззаконие для закона.

Шельмование демократами на первых Съездах Народных Депутатов коммунистической государственности, разгром КПСС в августе 1991, развал СССР в декабре того же года, танковый штурм цитадели советской власти в октябре 1993, Чеченская война - всё это - моменты одного целого. Это - зеркальное отражение того, что происходило восемь десятилетий назад. Отражение и, одновременно, воздаяние. Это - отмщение за ту кровь и неправду, которой было ознаменовано начало новой власти на пространствах, до того носивших имя Россия.

И пролившаяся в Москве в октябре 1993 года, и льющаяся в Чечне кровь не столько ужасает - хотя любая пролившаяся кровь оскверняет и душу и землю - сколько удивляет своей малостью в сравнении с теми морями крови, которые затопляли нашу землю в годы революционной смуты, гражданской войны, красного, а потом сталинского террора. Дай Бог, чтобы этой малой кровью и свершилось отмщение, а времени разбрасывать камни пришло на смену время собирать их.

И хотя не наше дело "знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти"[Деян.1,7], но всё же крепнет ощущение, что со старым покончено и с 12 декабря 1993 года незаметно для глаз началось созидание новой России.

И даже не так важно, действительно ли в референдуме по конституции приняло участие 53,6 процента граждан России, имеющих право голоса, или чуть меньше половины, как полагают некоторые эксперты. Важно иное - новый Основной закон России не ищет себе формальной опоры в коммунистическом прошлом. Он - не продукт полураспада советской системы, но начало строительства новой России.

Новый порядок воспринимается обществом достаточно спокойно, а не отвергается с негодованием. Массовые волнения, акции гражданского неповиновения, да и просто многотысячные демонстрации, как в конце февраля 1917 года, практически отсутствуют. Почти утратили популярность сепаратистские лозунги разноплеменных националистов. На выборах в V и VI Государственные Думы во всех "национальных республиках" победили кандидаты, выступающие за государственное единство России, умеющие совмещать свой локальный патриотизм с "державностью". И даже если не упоминать сомнительной победы в Чечне Нашего Дома в 1995 и Б.Н.Ельцина в 1996 году , то характерно, что, например, в другой мятежной республике - в Татарстане в 1995 году во всех пяти округах на первое место и с немалым отрывом вышла общероссийская правительственная партия при высокой активности избирателей во всех округах кроме Приволжского (город Казань), а мусульманское движение Нур получило в Татарии голоса лишь семи процентов активных избирателей.

В самом Федеральном Собрании, в обеих его палатах возник некоторый консенсус между партиями и депутатскими группами, нет "непримиримых противоречий"и между законодательной и президентской властью. Политическая стабилизация происходит на фоне некоторого улучшения качества жизни. Но главное, что хотя причин для недовольства ещё немало, а аппарат подавления весьма слаб и практически не применяется в качестве стабилизирующего фактора, люди пытаются предолеть трудности не в бунтарском разгуле, но в созидательном труде умелостью, хозяйственной сметкой, хитростью, усердием. Городская молодежь аполитична, предпочитает учиться и работать, а не ходить на демонстрации под ниспровергательными лозунгами. "Ниспровергают"существующий строй главным образом старики и сельские обыватели, голосовавшие на президентских выборах 1996 года за Геннадия Зюганова. И, наконец, проигравшие на этих выборах коммунисты, нашли в себе силы подчиниться воле большинства. В 1917 всё было точно наоборот. И это вселяет надежду, что песенный Стенька Разин перестает быть властителем дум в нашей стране.

Если эти оценки верны и в России действительно перестают разрушать и начинают строить, то необходимо задать себе вопрос: как строить, по какому плану. Без плана, наугад, "методом тыка"можно слепить какую - нибудь голубятню или нелепую сараюшку, но ни дома настоящего не построить, ни парка красивого не разбить.

ЕСТЬ ЛИ У НАС ПЛАН ПРЕОБРАЗОВАНИЯ ОТЕЧЕСТВА ?

Казалось бы, планов много и они вполне профессиональны. Один предлагается "Выбором России", другой "Яблоком", третий отстаивают аграрии, четвертый - последователи генерала Лебедя. Но, внимательней приглядевшись, замечаешь, что планы эти вторичны. Они исходят из того, что здесь уже имеется государственный организм, нуждающийся в некотором хозяйственном и политическом реформировании, чаще, даже, в хозяйственном, чем в политическом. Но вся беда в том, что государственного организма ныне в России нет. Есть лишь желание построить его на руинах советской системы, которая не являлась ни государством, ни организмом в общечеловеческом смысле этих слов.

Ведь государство, это всё же не средство для установления диктатуры одного класса над другими, как утверждают марксисты, а правомерная организация жизни в человеческом сообществе. Вспомним, что известный диалог Платона "Государство" имеет второе название - "О справедливости". А справедливость - это ничто иное как веденье правды и осуществление её.

И вот как раз правды, а по современному говоря, права, в советской системе "непосредственно на насилие опирающейся власти" и не было. Была мощная армия, был неплохой управленческий аппарат, была наука и техника, были искусство и литература подчас достигавшие больших, всемирно значимых высот, а вот права не было. Поскольку всё наше законодательство, начиная с правил поведения в городском транспорте и кончая конституцией являлось правовой фикцией. Жизнь шла не в соответствии с законом и не нарушая закон, а как бы вне закона. Следование букве советских законов немедленно вызвало бы мощное сотрясение и гибель всей системы, что и произошло за считанные годы Перестройки, когда к советской правовой системе попытались отнестись всерьез, как к действующему, актуальному законодательству.

VI. Юридический спиритизм

Если советское право было фиктивно, фантомно и существовало исключительно для драпировки внеправовой, незаконной силы, то что тогда есть использование этого права сейчас, когда мы стремимся вновь войти в реку правовой государственности, как ни попытка общения с духами, причудливый юридический спиритизм?

А, между тем, мы продолжаем жить в системе именно советского права. В сегодняшней России не действует ни один закон Российского Государства, принятый до Октябрьского переворота 1917 года, и в то же время действуют все законы, принятые после 1917 года, не отмененные закономерным же образом в системе послереволюционного права.

До 12 декабря 1993 года это советское право завершалось конституцией РСФСР 1978 года - классической советской псевдо - конституцией, прикрывавшей власть в существе своем разбойничью. Декабрьский референдум существенно изменил ситуацию. Новая конституция прошла процедуру демократического всенародного одобрения. Она никак не связана с властной системой советского периода. И, наконец, она действительно является Основным Законом Российского Государства. Конституционный суд перегружен делами о соответствии Конституции тех или иных законов, большей частью наследованных от РСФСР, и он, как правило, выносит решения о несоответствии закона той или иной конституционной норме, что ведет к пересмотру дела.

И всё же 12 декабря 1993 года у нас возникла очень странная система права, в которой действительный Основной Закон, как Екатеринбург в Свердловской области, возглавил пирамиду фиктивного законодательства. Власть Президента Российской Федерации может считаться чрезмерной, авторитарной, но она законна в том смысле, что, в отличии от власти Первого секретаря ЦК, подробно зафиксирована в Конституции и за её пределы не выходит. Но если высшая государственная власть теперь законна, то правовое поле, в котором она действует, большей частью призрачно.

Вот, один только характерный случай. 5 мая 1995 года в Конституционный Суд обратился некто Валерий Смирнов, осужденный в 1982 году за измену родине на десять лет лишения свободы по статье 64а Уголовного кодекса РСФСР, поскольку, выехав в служебную командировку в Норвегию, он отказался вернуться, попросил о предоставлении политического убежища и сообщил некоторые сведения о сотрудниках "закрытого"Института электронных систем, в котором работал сам. Статья 64а полагает изменой бегство за границу и отказ от возвращения на родину, равно и разглашение сведений, составляющих государственную тайну. Конституционный Суд, приняв дело к рассмотрению, признал тем самым, что статья 64"а"и весь Уголовный кодекс РСФСР действуют, то есть, что они суть действующее законодательство. Таким образом он признал, что инстанция давшая Уголовный кодекс и дополнение "а"к 64 статье была во время принятия этих актов законной. А так как этой инстанцией был Верховный Совет РСФСР, то Конституционный Суд признал в качестве законного фиктивный декоративный орган разбойничьей власти, незаконно управлявшей Россией с 1917 года. Следовательно, Конституционный Суд России, созданный по Конституции 1993 года, признал законной узурпацию власти сначала Временным Правительством, а затем и большевиками.

Эта правовая логика сквозит и в решении Конституционного Суда по делу В.Смирнова. Постановление первой палаты Конституционного Суда, оглашенное 20 декабря 1995 года, указывает, что квалификация бегства за границу и отказа вернуться, как измены родине, не соответствует статьям 27.2 и 55.3 Конституции. А вот выдача государственной или военной тайны иностранному государству и оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против Российской Федерации - это, по Конституции, есть измена родине и потому подлежит наказанию.

Последний вердикт Конституционного Суда можно признать справедливым только в том случае, если РСФСР мы признаем государством, преемником которого является Россия, организованная Конституцией 1993 года. Тогда разглашение тайны РСФСР может караться в сегодняшней Российской Федерации. Но поскольку ни РСФСР, ни СССР государствами не являлись, а были с самого своего возникновения внезаконными властными структурами, типологически сходными с разбойничьими бандами, то можно ли ставить в вину измену такому государству ? Если Конституционный Суд в заседании 20 декабря 1995 года заявил, что можно, то тем самым высшая судебная инстанция страны признала советское государство законным, а нынешнюю Российскую Федерацию его наследником. Но может ли быть законным наследник бандита в отношении награбленных этим бандитом имуществ? Не превращается ли такой наследник в банального соучастника ?

"Если существующий порядок есть сплошная несправедливость, то само нарушение его уже сулит какую - то справедливость" - сказал как - то Джавахарлал Неру. Может быть этот mot, если бы вспомнили его в заседании 20 декабря, помог судьям вынести иное решение ?

Можно ли представить себе суд над немцем, укрывавшим евреев, участвовавшим в антигитлеровском сопротивлении или работавшим на союзников в годы Третьего Рейха, если дело открылось после мая 1945 года ? Нет, такие люди как генерал Фридрих Ольбрихт, полковник граф Клаус Шенк фон Штауфенберг, граф Готфрид фон Бисмарк или посол граф Вернер фон дер Шуленбург станут героями освободившейся от нацизма Германии. Не потому ли в России подтверждают в Конституционном Суде вину В.Смирнова в измене советской родине, что Суд юридически мыслит себя наследником нашего Рейха, а не созданием освободившейся от коммунизма России?

И очень характерно, что суд России до сих пор не рассмотрел, а государственный прокурор не возбудил дело об узурпации власти в марте 1917 года, о массовых фактах измены родине во время братаний на фронте, о большевицкой агитации против войны и за поражение своего правительства, о пресловутых немецких деньгах революции, об убийстве царской фамилии 16 июля 1918 года. По каким законам судить эти преступления ? По законам Российской империи ? Но законы эти отменены большевиками. По советским законам ? Но обратной силы законы не имеют, да к тому же Конституция СССР 1977 года в первой фразе преамбулы превозносит "Великую Октябрьскую Социалистическую революцию" как ни с чем не сравнимое благо в истории человечества. И вот, в этой, в нынешней правовой логике тягчайшие преступления не считаются нарушением закона и потому не подлежат наказанию. Более того, тело главного преступника покоится в стеклянном гробу в самом сердце России - на Красной площади, его статуи красуются во всех городах, а имена его и его сообщников носят тысячи улиц, площадей, городов и поселков. А Валерия Смирнова объявляют изменником родины по законам, навязанным России беззаконной властью.

Не поддаваясь соблазну риторики, оставаясь строго в системе логики права, нельзя не признать, что Конституция 1993 года, формально оторвавшись от советского прошлого, по существу сохранила Россию в послереволюционном пространстве. Именно поэтому диаметрального изменения государственно - правовой ситуации после референдума 12 декабря и не произошло.

Вывод этот подтверждается и анализом текста новой Конституции. Откуда в Конституции республиканская форма правления, федеративная система, национальные республики, автономные области, автономные округа ? Разве были они до 1917 года ? Соврешенно очевидно, и официальные комментарии Конституции подтверждают это безусловно, что все указанные элементы восприняты из советского прошлого. Из советского прошлого воспринята и сама идея Российской Федерации, ее границ с иными "союзными республиками", на которые произвольно и совершенно незаконно было рассечено тело унитарной Империи. Помните знаменательную фразу, с которой начиналось всё российское законодательство ? - "Государство Российское едино и нераздельно". Признав как fait accompli эти границы и эти новообразования, признав в России республику, законодатели 1993 года связали себя не со всей российской историей, но только с последним, самым кровавым и, главное, вполне беззаконным ее периодом, когда власть в Государстве Российском оказалась захвачена бандой воров и разбойников, действовавших не силой права, а правом силы.

И, наконец, последнее, но отнюдь не самое маловажное. Когда знаменитым указом № 1400 от 21 сентября 1993 года Президент Ельцин положил начало конституционному процессу, завершившемуся 12 декабря всенародным референдумом, он не высказал ни разу, что его целью является возвращение России в правовое пространство, из которого страна была выведена в 1917 году. Напротив, указ № 1400 именовался "О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации". Коли реформа, значит есть что реформировать, коли федерация, значит советское установление признается вполне законной данностью. Задачей указа объявлялась "безопасность народов Российской Федерации"(часть 2, пункт 1), а отнюдь не выход из внеправового советского пространства. Но если задача не ставилась, гражданам не разьяснялась, то и референдум 12 декабря 1993 года не может считаться ничем иным как узакониванием государственно - правовых отношений послереволюционной России.

Статья 86 Основных Государственных Законов Российской Империи гласит: "Никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного Совета и Государственной Думы и воспринять силу без утверждения Государя Императора", а статья 94 объясняет: "Закон не может быть отменен иначе, как только силою закона. Посему, доколе новым законом положительно не отменен закон существующий, он сохраняет полную свою силу".

Свод Российских законов никаким законным образом отменен не был. Узурпация власти Временным Правительством была незаконной, а о праве большевиков на власть и говорить неловко. Следовательно, в России de jure продолжают действовать законы Российской Империи.

Если бы Борис Ельцин вынес на референдум 12 декабря свою Конституцию, объяснив при этом, что она является альтернативой Основным Государственным Законам 1906 года, и при такой постановке вопроса большинство российских граждан проголосовало за новый конституционный проект, то можно было бы считать, что Россия предпочла, отбросив старое, вступить в новое правовое пространство, начать жизнь с белого листа.

Но этого сказано не было. Напротив, всячески подчеркивалось преемство с непосредственно предшествовавшим строем, и потому государственнообразующей Конституция 1993 года вполне не может быть признана. Форма ее выставления на референдум в лучшем случае может квалифицироваться как "нарушение закона из - за его незнания", а в худшем - как "сокрытие прав истца ответчиком в корыстных целях". Под истцом здесь выступает народ России, которому без необходимых объяснений был предложен новый конституционный проект.

Повторюсь, если бы закон был только человеческим измышлением, то, по большому счету, было бы всё равно как он принят - честно, нечестно или получестно. Но если за источник закона признаем мы Абсолютную Истину, то нарушение такого закона неизбежно будет приводить к самым гибельным последствиям. Знаменитое крючкотворство муфтиев в тонкостях шариата, споры талмудистов - раввинов или христианских канонистов преследуют одну цель - "испытывать, что угодно Богу" [Еф.5.10]. Менее явно гражданский суд в большинстве обществ стремится к той же цели. Нарушение закона страшно даже не тем, что дурной человек остается не наказанным, а хороший - не отмщенным, но в первую очередь потому, что творимое нами беззаконие разрывает устроение мироздания, превращает стройный космос в хаос, жизнь - в смерть. Через беззаконие в мир глядят глаза сатаны - первого беззаконника. Чем обернулся для нашего народа этот убийственный взгляд, какую цену пришлось заплатить нам, открывшим врата ада - стоит ли говорить об этом вновь ?

И вот, несмотря на всю непоследовательность, всю половинчатость правовых установлений 1993 года, хаос беззакония мало - помалу начал сменяться в нашей стране порядком, основанным на силе права. Президентские выборы июня - июля 1996 года - явное свидетельство и хороший промежуточный итог этого процесса. Нормально, юридически корректно граждане России избрали себе Верховного Правителя, выступившего с откровенно антикоммунистической позицией. Если не в формально правовом, то в нравственном плане народ России этими голосованиями определил свою судьбу, отвергнув в лице Геннадия Зюганова внезаконный коммунистический строй. Но будет ли отвергнут вместе с ним и правовой спиритизм - общение с фантомом коммунистической государственности?

Всё зависит от того, на каком основании решим мы возводить будущую Россию.

VII. Обретенье основы

Строительство России на основании фиктивного коммунистического права совершенно невозможно. В нарисованном доме жить нельзя. Коммунистическое право было, как не раз уже объяснялось, не правом в собственном смысле слова, но ширмой незаконной разбойничьей власти. Обманываться внешней ладностью советской системы, демократичностью ее буквы - крайне наивно. Это - ряска, скрывающая бездонную болотную топь. Если мы встанем на неё, то обязательно утонем, бездна беззакония вновь поглотит нас. И это потому, что советы, федерализм и прочие артефакты советского права могли существовать только благодаря стальному каркасу партии, а сама коммунистическая партия - лишь как функция государственной власти, незаконно присвоенной в результате насильственного захвата. Возврат в советское право с необходимостью влечет возврат в беззаконие. Стоит ли, как говорится, огород городить?

Кроме того нельзя забывать, что советское право возникло на отрицании тысячелетней традиции российского национального правопорядка, что оно, советское право, не проистекает из жизни и потому жизнь соразмерять не может, что оно, наконец, в той степени в какой что - то устанавливало, действовало в интересах упрочения внезаконной деспотии, само себя именуя классовым, революционным. Только в самый последний миг коммунистического режима его могильщик Михаил Горбачев объявил общечеловеческие ценности высшими ценностей классовых. До того три четверти века СССР жил противопоставлением, культивированием вражды между нами и ими, своими и чужими. Но может ли быть классовой Правда, лежащая основанием любого государства, любого действительного права ?

Так что возвращаться к "советскому"правопорядку пристало только тому, кто хочет вновь стать объектом внеправового насилия. Слава Богу, большинство граждан России 3 июля 1996 года этот путь отвергли, как бы исправив свободным выбором ошибку нашего народа, совершённую в 1917.

Кроме возврата в советское прошлое у нас имеются еще две возможности: строить Государство Российское заново, избрав в качестве основания конституцию 12 декабря, или же обратиться к тому правопорядку, который мы так неосмотрительно отвергли в годы Великой смуты.

VIII. Строительство России с 12 декабря 1993 года

Этим путем идет Россия сейчас. Его преимущество в том, что законодательство следует за жизнью. Если какая - то статья закона противоречит Конституции и есть люди, страдающие от этого и готовые бороться за свое конституционное право - "устаревшая"статья скорее всего будет отменена. Постепенно из компромиссов с теми же коммунистами рождаются новые кодексы и законы. В конце концов изменится весь корпус советского права, из фиктивного превратившись в новый, действительный.

Но недостатки этого пути во много раз превосходят достоинства органического складывания нового правопорядка.

Во - первых, процесс этот очень долог. Как - то федеральный министр юстиции назвал систему сегодняшнего российского права "рубищем нищего, состоящим из одних дыр и заплат" ¹⁹ . Пройдут десятилетия, прежде чем Россия создаст из права постреволюционного, фиктивного право действительное, способное устанавливать жизнь общества без обращения к неправовым методам. За эти десятилетия из - за недостроенности или даже непостроенности здания отечественного правопорядка люди не смогут привыкнуть к правовым отношениям и, следовательно, опасность каких - то внеправовых, пиночетовских методов социального и государственного строительства будет сохраняться. В стране же, где общество совершенно отвыкло от власти права за коммунистические десятилетия, пиночетовский авторитаризм быстро выродится в разбойничий беспредел, а "сильная рука"сменится рукой всесильной и потому беззаконной. Нравится ли такая перспектива "глядящим в пиночеты" ?

Во - вторых, если б общество наше было здоровым, полным духовной силы и внутреннего сознания Правды Божией, то тогда закон, родившийся из отношений граждан, стал бы законом справедливым, прочным и долговременным. Так, например, формировалось законодательство Соединенных Штатов в XVIII - XIX столетиях. Статьи федералистов, Декларация Независимости, Билль о правах сознательно опирались на евангельские принципы Божественной Правды. "Мы считаем самоочевидным... что все люди созданы равными, что они наделены Создателем определенными неотьемлемыми правами... для обеспечения этих прав существуют среди людей правительства"; "в силу естественного права и законов Божественной Природы...". Нашим сегодняшним поклонникам американского прочного конституционализма нельзя этого и на минуту забывать. Тем более, что и сейчас, на исходе ХХ века любое должностное лицо в США присягает на священных книгах своей веры, и практически все американцы в том или ином виде но признают бытие Божие.

Российское общество иное, оно и в прошлые века не отличалось большой духовной просвещенностью, но тогда в народе существовали некоторые здоровые силы, питаемые Церковью. Переоценивать духовное здоровье того русского народа, полагать его "святым", "богоносным"в большей степени чем иные народы, нет никакой возможности, если мы от романтической идеализации русской души перейдем к правде жизни с её жестокостью, беспробудным пьянством, завистью, лживостью, примитивным магизмом. Но тогда на пьющую была на Руси непьющая семья. В 1917 году в трагедии русской революции обрели выход худшие силы народные, а в последующие десятилетия разбойная власть глубоко развратила народ, И из естественного (по классификации Исаака Сирина) он во многом стал противоестественным.

Ныне наше общество глубоко больно. Голосование за Жириновского, за коммунистов чуть ли не двух пятых - это страшный итог и поучительный урок от национального самообольщения. Но и остальные три пятых, так ли они здоровы? Пусть каждый внимательно рассмотрит сам себя, живет ли он по принципу "не делай другому того, чего не желаешь себе". Не от отсутствия ли такого подхода полыхают на просторах России национальные войны, творятся большие жестокости, бандитский мир слит с государственной бюрократией, служба порядка с криминальным элементом?

Если российское общество будет создавать новый правопорядок по своей нынешней мерке, то вряд ли этот правопорядок станет проявлением мудрости, добра и красоты. Скорее он выявит нашу нынешнюю болезненность, извращенность, испорченность, короче говоря - демоническую противоестественность.

В - третьих, начиная строительство правопорядка ab ovo, мы тем самым свидетельствуем и себе и миру, что прошлое наше - сплошной мрак, что народ наш за тысячу лет государственности и христианства и за предшествовавшие тысячелетия догосударственной жизни не создал ничего достойного на этой земле, ничего такого, к чему стоило бы обратиться, что нужно было бы сохранять, что и советский, и дореволюционный периоды нашей жизни равно плохи и их лучше всего отбросить во благо будущим поколениям русских людей.

Думая так, мы попадаем в тенета второго уровня советской пропаганды. На первом, как известно, утверждалось, что до революции и сейчас в мире капитала жизнь куда хуже, чем в стране созидающегося коммунизма, в которой все "поют и смеются как дети". Если же человек замечал, что нет ему особой охоты петь и смеяться, когда перебиваешься с хлеба на квас под бдительным оком политической полиции, то ему разъясняли, что и раньше так было, и еще хуже было - аракчеевщина, бироновщина, крепостничество, столыпинские "пеньковые галстуки", а за океаном маккартизм, обезьяньи процессы, куклуксклан, Франко, Салазар, тот же Пиночет. Сказать, что их Франко и Салазар, наши Аракчеев и Столыпин при всех недостатках в тысячи раз лучше Сталина, Ленина, Хрущева, Брежнева - вот это был настоящий криминал, которого КГБ не прощал никогда, ни в 1937, ни в 1985.

И если ложь о зарубежье нынче развеялась свободными контактами, поездками, телемостами - о, как боялись всей этой информации о Западе из первых рук коммунистические вожди ! - то с нашим дореволюционным прошлым еще связаны немалые предубеждения. И это понятно, тур в эпоху Александра Благословенного, телемост с депутатами той, столыпинской III Думы не проведешь. Чтобы проникнуть в собственное прошлое, которое современниками, естественно критиковалось, надо совершить немалое интеллектуальное усилие, а на это далеко не все имеют и способность и досуг. Так и живем мы с крепостничеством и Николаем Палкиным, с Салтычихой, Распутиным и "пятым колесом в телеге российского самодержавия".

Спору нет, в дореволюционной России дурного было немало, даже очень много, но строй жизни был всё же вполне естественным. Даже в мрачный период распутинщины, один из постыднейших для российской власти за всю тысячелетнюю историю, той распутинщины, которая, по убеждению современников, и отвратила верноподданное большинство русских людей от Престола, даже в это позорное восьмилетие газеты, платя штрафы, печатали громадные статьи о "старце", Дума обсуждала и гласно осуждала "влияние темных сил"при Дворе, а архипастыри Православной церкви - Антоний, Владимир, Гермоген, духовник Николая II епископ Феофан имели мужество обличать увлечение Григорием "пред лице царя". И, главное, воспитывавшаяся в дореволюционном русском обществе любовь к народу, отечеству, престолу и алтарю - чувства значительно более естественные, человеческие, вечные (не говорю - верные), чем классовая ненависть, воинствующий атеизм, принудительный отказ от собственности, коллективизм. Поэтому, наверное, и возвращение к естественности стоит нам сейчас куда меньших слез, мук и крови, чем выход в годы революции в противоестественность.

В четвертых, захватив власть в России, большевики попытались лишить народ исторической памяти. Луначарский даже носился с планом перевода русского языка с кириллицы на латиницу. На два первых послереволюционных десятилетия Пушкин, Достоевский, Тютчев, даже Толстой были "сброшены с корабля революции". Отечественная история превратилась в местную иллюстрацию к истории классовой борьбы. О Болотникове, Разине, Пугачеве мы знали много больше, чем о Стоглаве, Уложении 1648 года, Екатерининских реформах. "История Государства Российского"Карамзина была запрещена до начала Перестройки.

С 1930 - х годов Сталин, всё больше подражая национал - социализму Гитлера, стал культивировать русский шовинизм, социалистический патриотизм. Очень выборочно в идеологический арсенал начали привлекаться факты и образы из национальной культуры, отечественной истории. В годы войны этот процесс усилился, при Хрущеве пошел на убыль. Но во все периоды советской истории прошлое России не принималось как свое. Была только игра с ним, как у Муссолини с Римской империей, у Гитлера - с древними германцами, у Квислинга - с викингами. Действительная же история наша в коммунистическую эпоху начиналась с Октябрьской революции.

В обширной преамбуле последней советской конституции нет ни единого упоминания тысячелетнего российского государства, наследником которого, казалось бы, мог объявить себя СССР. Напротив, творцы Основного Закона 1977 года специально подчеркивали, что государство создано в 1917 году, создано, а не продолжено, воссоздано, реформировано или перестроено.

"Великая Октябрьская социалистическая революция, совершенная рабочими и крестьянами России под руководством Коммунистической партии во главе с В.И.Лениным, свергла власть капиталистов и помещиков, разбила оковы угнетения, установила диктатуру пролетариата и создала Советское государство - государство нового типа, основное орудие защиты революционных завоеваний, строительства социализма и коммунизма." ²⁰ Праздник 7 ноября, главный день СССР, был днем рождения государства.

Всё предшествующее в лучшем случае было музеем, на подобии усадьбы Архангельское, дворцов Царского Села, кремлевских соборов, а в худшем и, к сожалению, более частом - ликвидировалось за ненадобностью и вредностью, как памятники чуждого строя жизни. Так были сведены тысячи усадеб, дворцов, храмов, монастырей, городских ансамблей, крепостей, парков, икон, картин, редких книг, исторических топонимов, славных имен и дат.

Если мы вновь, на подобие коммунистов, начнем отсчет нашей истории с нуля, то это будет непростительным нигилизмом, который или окончательно вытравит память из народной души, или будет отвергнут народом с самыми печальными для самих исторических нигилистов последствиями.

В коммунистические десятилетия только так называемые традиционные религии хранили полноту народной истории. Православие - русской и российской, григорианство - армянской, ислам - народов Поволжья, Средней Азии и Северного Кавказа, иудаизм - евреев, ламаизм - калмыков, бурят, тувинцев. Из предания Церкви православный человек узнавал о Владимире Святом и Святополке Окаянном, о преподобном Сергии и о мужественном митрополите Филиппе, о чуде освобождения Москвы от поляков в 1612 году, о переписке Пушкина с Филаретом, о духовных исканиях Гоголя, об Иване Киреевском и Владимире Соловьеве, об Оптиной и Валааме, о екатеринбургской трагедии 16 июля 1918 года и о стойкости святителя Тихона. И хотя историческое предание Церкви - это, скорее, образ замысла Божия о народе, а не грешное бытие, полное отступлений, ошибок, предательств и падений, но всё же Церковь хранила преемство исторической непрерывности в сравнении с которым советская официальная история казалась особенно куцей и плоской.

И такое отношение религии к истории исповедующего ее народа закономерно. Как бы ни хотелось порой презреть прошлое, счесть его небывшим, оно есть и от него никуда не денешься. Противоестественно рассекать время жизни, объявлять, что в тридцать, сорок, шестьдесят лет начинаешь "жить сначала". За прошлое и человеку и народу надо уметь держать ответ перед Создателем. О прошлых ошибках, о грехах нельзя, неполезно забывать. Их надо сознавать и, сознавая, исправлять ум покаянием. Вся прошлая жизнь влияет на каждый последующий поступок. Да и ответ держит человек на Последнем Суде за всю жизнь.

Отказ от истории - одно из самых страшных деяний внезаконной коммунистической власти. Но если для власти незаконной этот отказ естественен - новым господам России важно было исключить возможность сравнения, возможность оценки, возможность покаяния, то для власти нынешней, законной отказ от истории собственного народа противоестественен.

Страны, совершившие такой отказ, всегда страдают некоторой ущербностью своего духовного устроения, омертвелостью части народной души, приводящей к гипертрофии иных, часто болезненных свойств. Кроме того, отказ от истории никогда не принимается всем обществом и на долгие десятилетия, а то и на всю последующую жизнь народного организма в нем сохраняется конфликт сил преемства с силами разрыва памяти отечества.

Поучительный пример дает Франция, где Революция 1789 года, разрушение Бастилии стали началом актуального национального бытия. Все бывшее до революции превратилось в музей, омертвело. Версаль и замки Луары, площадь Вогезов и Сан - Шапель. Руины сотен разрушенных революцией аббатств, дочиста ограбленные соборы, уничтоженные мощи великих святых - покровителей Франции - всё это вместе с бесчисленными именитыми и безымянными жертвами поставило страшную печать на великой истории древнего народа, который не вовсе без оснований звался любимой дочерью Католической Церкви.

Но от Вандеи, от Кадудаля, Пишегрю, от герцога Энгиенского через весь XIX век вплоть до Петена, Де Голля часть народной души различными средствами противилась ампутации собственного прошлого. Церковь, как и повсюду, сохраняла целостность исторического бытия народа с наибольшей последовательностью. Партия кюре и партия учителя боролись за умы людей в каждом городке, в каждой почти деревне. Более прикровенно война эта идет и сейчас. В когда - то опустошенных революционерами готических соборах Реймса и Руана можно купить исторические атласы той Франции, портреты и генеалогии её королей. В парижской церкви св.Этьена горят свечи у гробов Хлодвига и Клотильды - Меровингов, правивших в V - VI веках , а в укромном уголке южного нефа можно увидеть отпечатанную даже не на принтере, а на пишущей машинке справку, что до 1793 года здесь покоились мощи святой Женевьевы Парижской, которые якобинская толпа с песнями и улюлюканьем сожгла на Гревской площади, а пепел выбросила в Сену, и что такие - то клирики и миряне различных состояний были лишены жизни, противясь осквернению величайшей национальной святыни.

Церковная Франция сознает революцию как трагедию, как урок, как этап а не как славное начало существования. Она помнит о прошлом дореволюционном бытии, она живет им не меньше, чем сегодняшним днем, ибо в Церкви все живы, а потому и всё живо. Увы, празднующий шутихами и фейерверками 14 июля народ большей частью далек от такого виденья своей истории, и потому, наверное, республиканизм неотторжимо сросся во Франции с секуляризмом, даже антицерковностью, чего и в помине нет в США, Ирландии, Польше.

И вспоминаются вдохновенные, а для России и пророческие строки, по случаю возвращения тела Наполеона с острова Св.Елены в Париж:

"Меж тем как мир услужливой хвалою

Венчает позднего раскаянья порыв

И вздорная толпа, довольная собою,

Гордится, прошлое забыв, -

Негодованию и чувству дав свободу,

Поняв тщеславие сих праздничных забот,

Мне хочется сказать великому народу:

Ты жалкий и пустой народ!

Ты жалок потому, что вера, слава, гений,

Всё, всё великое, священное земли,

С насмешкой глупою ребяческих сомнений

Тобой растоптано в пыли.

Из славы сделал ты игрушку лицемерья,

Из вольности - орудье палача,

И все заветные отцовские поверья

Ты им рубил, рубил с плеча ...

Иной опыт Англии. Традиция островного королевства была остановлена в 1642 разрывом Карла I с парламентом, жестокой гражданской войной, разгоном парламента, цареубийством, провозглашением республики (сommonwealth) 19 мая 1649 года, диктатурой лорда - протектора Кромвеля. Но англичанам удалось восстановить историческое единство, вновь устроить, вернув Стюартов, королевскую власть, воссоздать и расширить после Славной Революции права парламента.

И сейчас для подавляющего большинства британцев древний чин открытия парламентской сессии с тронной королевской речью, пышными одеждами пэров, облачениями епископов, с канцлерским мешком шерсти - не просто дорогая игрушка, но необходимейшее свидетельство исторического единства народной жизни, тянущегося чуть ли не от Гептархии и рыцарей Круглого Стола, и уж точно от битвы при Гастингсе в ХХ век. Сегодня Вестминстерское аббатство, Йоркский и Кентерберийский соборы, Виндзор, Тауэр, Бельмораль - не экспонаты национального музея, но сама суть народного бытия, лишившись которой Великобритания перестанет быть Великобританией.

Я вовсе не намерен красить в черный и белый цвета двух вечных друзей - соперников, расположившихся на берегах Дуврского канала. И республиканская Франция бесконечно много дала миру, и в британском традиционализме можно без труда заметить немало симптомов упадка, болезненности. Но для размышлений о грядущих путях нашего отечества примеры двух этих стран весьма поучительны.

Семь десятилетий назад, наблюдая вакханалию уничтожения русскими людьми истории и культуры, славы и чести своего отечества Максимилиан Волошин с горечью писал:

"В России нет сыновьего преемства

И нет ответственности за отцов.

Мы нерадивы, мы нечистоплотны,

Невежественны и ущемлены."

("Россия", 1924г.)

Что это - временное массовое умопомрачение, "солнечный удар" слепой страсти, или извечное качество души нашего народа? Готов ли народ России легко навсегда и вполне отказаться от своей тысячелетней истории? Кажется, всё же, - нет, не готов и не будет забывать ни преемства с прошлым, ни ответственности за него.

Мы ныне на каждом шагу замечаем стихийное обращение к прошлому опыту, казалось бы вовсе изглаженному коммунистами. Еще десять лет назад мало кто помнил цвета русского национального флага, а теперь бело - сине - красное полотнище реет над куполом кремлевского Сената, над Зимним Дворцом. Голубые кресты Андреевского стяга вновь развеваются на кораблях русского военно - морского флота. Двоеглавые орлы под тремя императорскими коронами, со скипетром и державой в лапах, орлы, которых с остервенением сбивали и ломали питерские обыватели в марте 1917, ныне сияют на околе офицерских фуражек, вырезаны на государственных печатях. Нижняя палата российского парламента вновь наименована Думой. Многие города и улицы вернули свои былые названия. Из небытия возникают волости, городские управы, земства, суд присяжных. Воссоздаются уничтоженные большевиками национальные святыни - Храм Христа Спасителя, Иверская часовня, Казанский собор. Конституция 1993 года во многих своих положениях воспроизвела, почти наверняка ненамеренно, властные отношения, зафиксированные в Основных Государственных Законах 1906 года.

Начиная с декабрьских выборов 1993 года политики и партии, провозглашающие патриотические принципы, постоянно получают наибольшую поддержку избирателей, а движения позволяющие себе игнорировать эти идеи, терпят неудачи, несмотря на все их объективные заслуги перед Россией и разумность программ. Пока для многих патриотизм слит с коммунистическим прошлым, но успех таких патриотов - антикоммунистов как Жириновский в 1993 и Лебедь в 1996 свидетельствует, что в русском обществе чувство исторического пространства уже преодолевает 1917 год.

Всё говорит за то, что российская демократия, дабы не оказаться на обочине политического процесса, должна как можно скорее отказаться от идеи строить Россию с нуля.

И позиция эта - не дань коньюктуре, требованию момента, но совершенно естественная реакция выздоравливающего от коммунистического безумия народного организма. Народ, обращающийся к Богу после эпохи воинствующего атеизма, обращающийся к праву после эпохи полного беззакония, такой народ, коль он имеет, что вспомнить хорошего и поучительного в былых веках, до начала всеобщего беззакония, почти поголовной апостасии, скорее всего постарается восстановить прерванное единство и, исправив в себе то дурное, что к революции привело, покаявшись в нем, продолжить естество жизни.

Не случайно католическая часть Франции весь XIX и всю первую половину ХХ века сознательно стремилась к восстановлению прерванного революцией единства исторической жизни французского народа, но антихристианская половина общества, "партия учителя" оказалась сильнее. Россия, слава Богу, не расколота ныне так глубоко, так непримиримо. Оформленных антирелигиозных сил в нашей стране сейчас нет, антипатриотические тоже практически отсутствуют. Есть люди равнодушные к вере и отечественному прошлому, но почти нет агрессивно враждебных, как во Франции III Республики и в России предреволюционной и советской поры. За неимением реальных оппонентов воинственные патриоты вынуждены сейчас изобретать вполне мифических врагов вроде жидо - масонов, западного империализма, исламского фундаментализма.

Если в области культуры, религии, образования интерес к дореволюционной традиции все более возрастает стихийно, то в государственно - правовой сфере обращение обязательно требует соответствующих формальных юридических решений. Трехцветный флаг смог быть поднят над куполом Сената только после принятия соответствующего закона Верховным Советом РСФСР 24 августа 1991 года. Двоеглавый орел вновь стал государственным гербом вместо "серпастого и молоткастого" лишь благодаря президентскому указу конца 1993 года. Обращение к национальному правопорядку также может иметь место только вследствие определенных закономерных действий.

IX. Строительство России с 3 марта 1917 года

Российское государство, воссозданное из небытия 12 декабря 1993 года (не надо объяснять, что провозглашенный Верховным Советом РСФСР в 1991 году "суверенитет России"в составе СССР вполне сохранял страну в советском параномическом пространстве), ныне обладает всеми законными возможностями осуществить обращение к отвергнутому в 1917 году правопорядку и тем самым воздвигнуть прочные основания и придать необратимый характер восстановлению целостного исторического бытования народа.

Конституция 1993 года дала возможность сформировать законные органы народовластия, которые легитимным образом могут поставить вопрос о правопреемстве и решить его. В соответствии в действующей Конституцией, окончательное решение по вопросу правопреемства должно быть принято Конституционным Собранием после одобрения его тремя пятыми голосов от общего числа депутатов обеих палат Федерального Собрания (ст.135). Федеральный конституционный закон о Конституционном Собрании пока не принят, но его принятие по процедуре, определенной ст.108, необходимо прежде объявления декларации о правопреемстве.

Разумеется, нелегко достичь такого состояния общества, когда оно изберет три пятых депутатского корпуса согласных с идеей правопреемства, но, самое главное, что Конституция 1993 года впервые в новейшей истории России предоставляет закономерную, а не революционную возможность обращения к историческому правопорядку. Революция имела место в сентябре - декабре 1993 года, началась указом № 1400 и как раз завершилась всенародным референдумом по конституции и выборами в Пятую Государственную Думу. Эта осенняя революция 1993 года для событий 1917 года явилась контрреволюцией. Она положила предел внеправовому бытию российского общества. Вслед за этим так естественно законным образом совершить восстановление правопорядка, попранного революцией 1917 года.

Обращение к российскому национальному правопорядку не есть, однако, обращение к произвольной дате, почему - либо симпатичной сегодняшним законодателям и обществу. Скажем, мы не можем вернуться в абсолютизм, в состояние до Высочайшего Манифеста 17 октября 1905 года, так как и этот манифест, и развивающий его манифест от 20 февраля 1906 года были дарованы законной императорской властью закономерным для Российского Государства порядком.

Законнным может быть только обращение к дате незаконного прекращения исторического правопорядка в России. Исторический правопорядок был прекращен в России 3 марта 1917 года, когда Временное Правительство незаконно узурпировало права короны, воспользовавшись, в качестве санкции на власть над Россией, незаконным же повелением Михаила Александровича.

Более поздние даты, например Октябрьский переворот или разгон большевиками Учредительного Собрания 6 января 1918 года, невозможны, так как к этим событиям единство правового пространства Российского Государства уже было глубоко нарушено. Учредительное Собрание, в принципе, можно попытаться созвать вновь, но это будет означать только то, что мы желаем учредить государство заново на пространствах России. Практическая невозможность строить в нашей стране правовое государство с нуля, игнорируя всю традицию исторического развития, не требует новых обоснований. Тогда уж лучше жить по Конституции 1993 года.

Девяносто лет назад, 23 апреля 1906 года Россия получила свою первую конституцию. Основные Государственные Законы, и ранее существовавшие в российском законодательстве, были выделены в особый раздел . Особая, устроженная форма их принятия впервые возводила их на место, несвойственное ранее никаким законам Империи. До того существовал естественный для самодержавной государственности принцип, что при столкновении законов действует более поздний. Основные Государственные Законы 1906 года, став первой конституцией в истории нашей страны, совместили, опять же впервые, монархический элемент верховной власти с демократическим в лице Государственной Думы и с корпоративным в лице Государственного Совета. Новая система явилась проявлением органического развития российского государственного правопорядка. Практически все элементы ее вынашивались и прорабатывались в России, начиная с Екатерины Великой, со второй половины XVIII столетия. И именно это высшее достижение отечественной государственно - правовой жизни должно, в случае правопреемства, лечь основанием будущей государственности нашего Отечества.

Но если дата обращения не может вызвать у правоведов серьезных возражений, то практическая реализуемость правопреемства кажется на первый взгляд весьма сомнительной. После трех четвертей века параномического режима, после того как несколько поколений людей, практически всё население нынешней России, сформировалось под его гнетущим и тлетворным влиянием - ожидать после всего этого легкого перехода к началам исторического правопорядка и государственности не приходится.

До 3 марта 1917 года Россия являлась унитарной монархией. По Конституции 1993 года она - федеративная республика. К 1917 году "единая и неделимая"Империя простиралась на Запад до Просны в Польше и Ботнического залива в Финляндии. Украина, Белоруссия, Молдавия, страны Закавказья, в том числе и области, ныне принадлежащие Турции, пространства Средней Азии и Казахстана входили в ее состав. Нынешняя Россия составляет не более половины былого государства. В соответствии со Сводом Учреждений Государственных и Государственный Совет и Государственная Дума имели сословный характер представительства, невоспроизводимый ныне при всем желании из - за фактического исчезновения сословий. Правопреемство требует объявления незаконным отчуждение частной и коллективной собственности, осуществленное коммунистами после 1917 года и, соответственно, делает необходимой реституцию конфискованного. Список "трудных"вопросов можно продолжать еще долго. Здесь будет и пресловутая "черта оседлости", и "первенство и господство"православной веры, и отсутствие избирательных прав у женщин и азиатских инородцев и многое иное.

Но действительно ли эти вопросы нерешаемы?

Опыт стран Центральной и Восточной Европы, уже вставших на путь правопреемства, свидетельствует нам о целесообразности двухэтапного перехода из посткоммунистического государственно - правового пространства в национально - историческое. На первом этапе общество или референдумом, или через законодательное учреждение (парламент, думу) принимает "Декларацию о правопреемстве"как декларацию о намерениях. После этого в ещё существующем в системе посткоммунистического права обществе начинается работа по адаптации докоммунистического национально - исторического корпуса права к сегодняшним реалиям. В России, которая жила в параномических условиях с 1917 по 1993 год такой переходный период не может не быть достаточно длительным. И лишь после того как правовая подстройка Законов Российской Империи к нынешней социальной данности в целом завершится, обращение к праву дореволюционной России может быть объявлено формальным государственно - правовым актом.

Возможно, Конституционное Собрание России предпочтет иные решения, но размышляя о "трудных вопросах"правопреемства, важно отметить некоторые принципиальные позиции.

Во - первых, форма государственной власти. Россия стала республикой

1 сентября 1917 г. С точки зрения современной правовой науки это решение Временного Правительства не имеет никакой законной силы. На беззаконность объявления в России республики в своеобразной манере указали даже большевики. 6 сентября 1917 года их газета "Рабочий путь" писала: "Раньше Временное Правительство, а вместе с ним меньшевики и эсеры говорили: нельзя делать ни того, ни другого, ни третьего впредь до созыва Учредительного Собрания. А теперь мы скажем им: если можно было сделать одно, можно сделать, и вы обязаны немедленно сделать, и второе, и третье" ²¹ . Логика известная, если ты украл, то что тебе мешает убить? Ты всё равно находишься уже по ту сторону права. Иначе говоря: "Изменила только раз, а потом решила..."

Свержение монархии было закреплено Октябрьским переворотом, убийством последнего царствовавшего Императора, его семьи и многих представителей династии Романовых. Можем ли мы строить республиканскую Россию на столь зыбком и кровавом основании? Не будет ли насилие, учиненное в 1917 году, и кровь, пролитая летом 1918, раз за разом разрушать самые благие наши начинания, если со случившимся мы примиримся и внесём содеянное отцами и дедами беззаконие в святая святых нашей государственности, "за давностию лет" согласившись с той формой правления, которая сложилась в 1917 - 1991 годах столь жестоко и, главное, совершенно противозаконно?

Народ России сам должен закономерным порядком определить в условиях ясного выбора, в какой стране желает он жить - в монархической или в республиканской. Этот выбор еще никогда не делался нами, так как референдум по Конституция 12 декабря 1993 года, определявшей в 1 части

1 статьи республиканский характер российской государственности, не ставил альтернативно вопрос о форме государственного правления, хотя до референдума Россия в формально правовом смысле безусловно являлась монархией. Думать иначе - признавать законным переворот 1917 года и воспоследовавшие за ним события.

Следует подчеркнуть, что правопреемство, предполагая сохранение в России монархии, отнюдь не ведет к немедленному воцарению одного из представителей династии, царствовавшей до марта 1917 года. Напротив, по Основным Государственным Законам (ст.25, 36, 188), династия Романовых, как династия "благополучно царствующая"без сомнения пресеклась. Править в стране ныне должен регент, который именуется в "конституции" 1906 года "Правителем России". По Основным Законам (ст.40 - 52) он назначается при малолетнем Цесаревиче умирающим правящим Императором. Но так как в России давно нет ни Императора, ни Цесаревича, то легитимация Верховного Правителя должна исходить от народа. Он, по всей видимости, должен получать власть путем демократической электоральной процедуры и, поскольку такая легитимация исходит не от монарха "милостью Божией", но от народа - эта легитимация, принимая во внимание органическое несовершенство человеков, должна периодически возобновляться на выборах. Таким образом, располагая всеми правами, какими по Основным Государственным Законам обладает Император Всероссийский, кроме прав династийно - наследственных, Верховный Правитель фактически становится высшей выборной должностью в Российском государстве.

Лишь через несколько легислатур, когда народ вполне осознает себя в новой "старой" системе права, можно будет провести референдум с ясно поставленным вопросом: желают ли жители России сохранения монархии или хотят смены строя на республиканский. В случае, если народ выскажется за монархию, созывается, как в 1613 году Земский собор и на нем выбирается ставленник на российский императорский престол. Соответственно учреждается и династия. Если же народ желает республики - то пост Верховного Правителя из временного превращается в постоянную высшую легислатуру России.

Во - вторых, государственное пространство. 1 статья Основных Государственных Законов объявляет Российское государство "единым и неделимым". Его распад и в 1917 - 1921 годах не может быть признан законным. Но в то же время мы сталкиваемся с реальностью существования на пространствах Российской Империи нескольких независимых государств, образовавшихся после марта 1917 года, и с изменением границ России с иными державами (Германия, Китай, Япония, Австрия, Турция). В первом случае (распадение пространства России) юридически корректно исходить из принципа, что осознание правопреемства произошло ныне лишь на части территории Российской Империи, где население законным порядком актуализировало его для себя. Другие части Российской Империи продолжают жить в "пост - советском" внеправовом пространстве, ведя отсчет своей независимости от республик бывшего СССР или от государств, независимость которых была обеспечена соглашениями с РСФСР в 1918 - 1921 годах.

Границы между государствами, возникшими на пространствах Российской Империи, безусловно необходимо признать de facto существующими и изменяемыми не иначе, как по воле народов, населяющих эти государства. Со всеми этими новыми государствами Российская Империя должна сохранять нормальные международные отношения, одновременно признавая право каждой из частей Империи через законное волеизъявление населения актуализировать свое пребывание в составе Российского государства в соответствии со статьей 1 Основных Государственных Законов. Дабы не дестабилизировать межгосударственные отношения, Россия должна считать законными лишь референдумы в таких самостоятельных государствах, которые признаны мировым сообществом и ООН, и не учитывать волеизъявления на самоотделившихся территориях (Абхазия, Карабах, Приднестровье).

Важной проблемой становится в этом случае гражданство. Дело в том, что при правопреемстве все потомки российских подданных на март 1917 года считаются гражданами России. Практически, бремя обязательств перед таким числом людей нынешнее бедное государство и его налогоплатильщики не вынесут. Здесь необходимы некоторые смягчающие формы, но лишение каких - то групп лиц российского гражданства принципиально невозможно без их формально выраженного желания не быть гражданами Государства Российского. В какой - то степени в отношениях с ныне независимыми частями Империи нам может помочь недавний опыт отношений ФРГ с ГДР и ее гражданами.

Нынешние границы России с державами, не бывшими частями Российской Империи на март 1917 года (Германия, Япония, Турция и т.п.), подтверждаются в их настоящем виде и считаются, в соответствии с Хельсинскими соглашениями, незыблемыми, поскольку при заключении территориальных соглашений другие (не СССР) стороны их были вполне законны.

Третьей важной проблемой при актуализации дореволюционного законодательства явится федеративная форма государственного единства сегодняшней России. По моему убеждению федерализм не органичен России ²² х) и система широкого земского самоуправления защитит местности от давления центральной власти более эффективно. Земская система самоуправления, зафиксированная в ныне действующей Конституции, никак не может быть реализована именно из - за столкновения с властными интересами элитных групп субъектов федерации. Между тем земства в жизни российского общества последних предреволюционных десятилетий являлись важнейшим деятельным учреждением. Во многом вокруг союза земств и городских самоуправлений возникла партийно - политическая система думской России, а в годы Первой мировой войны и эффективная система снабжения фронта и тыла.

В советский период федерализм в СССР и РСФСР имел исключительно национальный характер. Нет нужды повторять, что как и иные принципы коммунистического конституционализма национальный федерализм был на деле чистейшей правовой фикцией. Но территориального федерализма до 1993 года в России никогда не было. Надо ли переходить к нему, или следует сохранить систему самоуправления при унитарном характере государства - правопреемство позволит заново продумать и решить этот, безусловно существеннейший для любой страны вопрос, не ощущая себя в плену привычки фиктивного советского федерализма.

Национальный вопрос оставался во многом нерешенным дореволюционным законодательством ²³ . Хотя ст.3 Основных Законов и указывала, что "употребление местных языков и наречий в государственных и общественных установлениях определяется особыми законами", эти "особые законы"так и не были приняты и стеснения для изучения и употребления польского, украинского, латышского, литовского, эстонского и иных языков продолжались буквально до последних дней Империи. В 1913 году Государственный Совет, например, провалил законопроект, поданный Советом министров по инициативе Государя, о допущении польского языка в школы Привислянского Края (т.е. Польши).

Учитывая всю ту сумму ошибок в национальном вопросе, которые во многом и расшатали Империю в предреволюционные годы и явились козырными картами большевистской агитации, сейчас необходимо, сообразуясь с основаниями российского законодательства, заново устраивать в России межнациональные отношения. То, что они не устроены Конституцией 1993 года и сегодняшним законодательством, ясно, кажется, даже не специалисту.

Россия всегда была и всегда останется многонациональной страной. Игнорировать это невозможно. Конституционному собранию предстоит найти оптимальную форму существования нашего многонационального государства. На мой взгляд, to make a long story short, такой формой может стать система культурно - национальных автономий при ограниченной территориальной автономии для некоторых наиболее самобытных "национальных окраин", имевших собственную, актуальную в народной памяти государственно - правовую традицию.

Сословный характер представительных учреждений, Думы и Государственного Совета, в настоящее время не только выглядит устаревшим, но и в принципе нереализуемым из - за исчезновения сословий. Примечательно, что и при разработке положения о выборах в Думу в 1905 - годах первоначально предполагалось всеобщее равное голосование, но страх перед необразованным большинством народа и перед нерусскими и неправославными сообществами заставил в конце концов принять систему куриальных, сословных, многоступенчатых выборов. Изменения в избирательном законодательстве июня 1907 года еще более стеснили национальные меньшинства и низшие городские сословия.

Однако, в Высочайшем Манифесте 17 октября 1905 года объявлялось: "Привлечь теперь же к участию в Думе ... те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив за сим дальнейшее расширение избирательного права вновь установленному законодательному порядку". Переход ко всеобщему, прямому, равному голосованию, в сущности, есть завет Манифеста 17 октября. При "подстройке"к нуждам сегодняшнего дня избирательной системы этот завет должен быть выполнен. В начале ХХ века в большинстве демократий выборы не были всеобщими, прямыми и равными, избирательных прав были лишены женщины. Если бы российская избирательная система развивалась бы в уходящем столетии без революционных потрясений, она, вполне современная по условиям начала века, сохраняла бы соответствие мировым требованиям демократии и в конце нашего столетия.

Государственный Совет, имея равные права с Государственной Думой, формировался иначе. Он призван был представлять в системе управления Империей группы интересов. Половина его членов назначалась Императором, вторая половина избиралась от областных и губернских собраний (по одному члену от каждой административно - территориальной единицы высшего порядка), от Православной церкви (6 членов), от дворянских собраний (18 членов), от Императорской Академии Наук и Государственных Университетов (6 членов), от Совета Торговли и Мануфактур (12 членов).

Выборы в Государственный Совет конечно также необходимо скорректировать в соответствии с нынешней реальностью. Поскольку Верховный Правитель сам будет избираться, то и назначение им членов Государственного Совета не должно иметь места. Весь Госсовет подлежит избранию. Безусловно, в Совете должны быть представлены все территориальные субьекты России лицами, избранными губернскими земскими собраниями. Помимо этого, учитывая значение народов в жизни России, и целесообразность создания общероссийских национальных советов для каждого народа, часть мест в Госсовете должна быть, видимо, отведена представителям таких национальных советов (например, один член от национального совета, объединяющего более 0,1 процента граждан России). Конфессиональное и дворянское представительства вряд ли можно сохранить, хотя, быть может, исторические или крупнейшие конфессии и должны быть представлены в Совете. Представительство Академии наук, университетов и иных высших учебных заведений, торговли и промышленности важно сохранить и, даже, расширить. Учитывая, что земледелием ныне занимается в России меньшинство населения, целесообразно и представительство земледельцев, а также, возможно, промышленных рабочих, или профессиональных союзов.

Государственный Совет должен сохранить свой корпоративный характер, чтобы каждый закон обретал силу, одобренный и большинством населения (Дума), и большинством групп российского общества (Государственный Совет), и властью, уполномоченной его реализовывать (Верховный Правитель).

Нынешние права Думы и Совета Федерации приближаются к правам Думы и Государственного Совета, очерченным Основными Государственными Законами 1906 года, и правопреемство приведет не к слому ныне действующей законодательной действительности, но, думаю, к ее улучшению.

Наконец, несколько слов следует сказать о реституциях. Мы как само собой разумеющееся воспринимаем обсуждение Думой и Президентом вопроса о том, давать землю в частное пользование или не давать. А, между тем, законно землю эту у крестьян и помещиков никто не отбирал. Её национализировала внезаконная большевистская власть и потом насильственно обобществила. Перед революцией три четверти обрабатываемых земель находились в крестьянском владении, остальные принадлежали крупным землевладельцам и на них или велось хозяйствование с помощью наемных работников или они сдавались в аренду. Понятно, что нынешние коммунисты, землю, которую их политические деды обманом и насилием забрали у землевладельцев, отдавать не желают. Но можно ли согласиться юридически на обсуждение вопроса о целесообразности возвращения награбленного имущества бывшему владельцу? И подобным же образом нам следует рассмотреть все имущественные отношения, бывшие на момент выхода России за пределы правового пространства.

Приватизация 1992 - 1996 годов в качестве исходного принципа приняла факт государственной собственности практически на все предметы труда, орудия и средства производства, то есть она действовала вполне как преемница советской власти, обобществившей в 1917 - 1930 годах частную собственность. Большей частью незаконные капиталы, появившиеся в начале приватизации из теневой экономики, партийных касс, денег КГБ или в результате финансовых афер и злоупотреблений властью позволили их обладателям скупить огромное число ваучеров и провести приватизацию таким образом, что 95 процентов граждан России остались, как и при социализме, пролетариями, ничего не имеющими кроме своих рук и мозга, а горстка людей, часто с сомнительным прошлым и настоящим, в одночасье превратились в обладателей несметных капиталов. Имущества, конфискованные коммунистами во время революции и коллективизации, были не возвращены потомкам законных владельцев, но захвачены узким кругом лиц.

Между тем, в марте 1917 года в Империи не было ничейных заводов, домов, капиталов, земель. Большевики воцарились не на пустом месте. Авторы приватизации 1992 - годов фактически полагали конфискации, осуществленные после захвата коммунистами власти, законными и необратимыми, и потому из воссоздателей России превратились в банальных соучастников грабежа, нарушающих вечную заповедь: "не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего". Смогут ли люди, создавшие свое благополучие, в результате сокрытия имущественных прав от законных владельцев, передать свои богатства детям?

В общем же плане следует подчеркнуть, что чехи, словенцы, прибалты не богаче и не щедрее нас, но они приняли законы о реституциях, ибо помнят о священном праве собственности, а мы не желаем его знать. Однако, никакая новая собственность не будет гарантирована от безнаказанных конфискаций и экспроприаций, если мы не найдем в себе нравственной силы вернуть награбленное потомкам законных владельцев. Благо, опыт проведения реституций накоплен к нынешнему дню немалый и нам не придется быть в этом трудном деле первопроходцами.

Столь же осторожно и, по сути своей, либерально - демократически можно решить и иные проблемы, которые ставит перед страной обращение её к историческому правопорядку. Но нам более всего потребна ныне твердая политическая воля, дабы от непроходных перейти на дорогу российской государственности, с которой так неосмотрительно сошли мы почти восемь десятилетий тому назад, и на которую нам давно пора воротиться, сообразуясь и с политическим интересом возрождения России, и с незыблемым нравственным принципом божественной закономерности, цена небрежения которым всем нам теперь хорошо известна.

"Век во тьме лежит и живущие в нем - без света; потому что закон Твой сожжен, и оттого никто не знает, что соделано Тобою или что должно им делать" [3 Езд.14,20].

Так было, но больше так быть не должно.

² В русском переводе, выполненном С.Д.Эльмановичем, "Законы Ману"издавались в 1913, 1960 и 1992 годах.

³ М.В.Родзянко. Крушение Империи. - Архив Русской Революции, - Том XVII. - Берлин, 1926. - С.169.

⁴ Влад.Набоков. Временное Правительство. - Архив Русской Революции. - Том I. - Берлин, 1921. - С.12.

⁵ В.И.Ленин.Полное собрание сочинений, - Т.24, - с.441.

⁶ Свой взгляд на историко - политический и духовный смысл монархии я попытался выразить в следующих работах: Роль монархии в воззрениях славянофилов // Современные зарубежные исследования Русской политической мысли XIX века. - Москва, ИНИОН (для служебного пользования),1980; Парламентская демократия и политическая традиция Востока. - Москва, Наука, 1990. - Главы 6 и 10; От 373 речения Текстов Пирамид до 6 новеллы Codex Juris Canonici Юстиниана // Взаимодействие культур Востока и Запада. - Вильнюс,1988; Харисма власти // "Восток"(Москва). - NN4 - 6, 1994; №2, 1995.

⁷ Протокол отречения Николая II (по записи начальника походной канцелярии Е.И.В. свиты генерал - майора К.А.Нарышкина) //Отречение Николая II. - Москва, 1990. - С.220.

⁸ Влад.Набоков. Временное Правительство ... - Сс.18 - 19.

⁹ Манифест отречения Николая II // Отречение Николая II ... - Сс.222 - 223.

¹⁰ В.В.Шульгин. Дни // Отречение Николая II... - С.183.

¹¹ А.И.Ксюнин. Предисловие к заметкам М.В.Родзянко "Крушение Империи"// Архив Русской Революции. - Т.XVII. - С.8.

¹² Влад.Набоков. Временное Правительство ... - С.21.

¹³ Пребывание Николая II в Пскове 1 и 2 марта 1917 года. Беседа генерала Н.В.Рузского с генералом С.Н.Вильчковским // Отречение Николая II... - C.165 - 168.

¹⁴ В.Н.Набоков. Временное Правительство... - С.10.

¹⁵ Из речи депутата Петроградской городской думы Я.Т.Дедусенко на заседании 20 ноября 1917 года - Стенографические отчеты заседаний Петроградской городской думы. 1917. - Т.III, лл.166 - 167.

¹⁶ " Правда ". 5.01.1918, №3.

¹⁷ O.H.Radkey. The Elections to the Russian Constituent Assembly of 1917. - Cambridge: Harvard univ.press, 1950. О.Н.Знаменский. Всероссийское Учредительное Собрание: История созыва и политического крушения. - Ленинград: Наука, 1976.

¹⁸ Об этом я попытался сказать в статьях "Пути России" - "Континент", №75, Москва, 1993 и "Сорок дней или сорок лет?" - "Новый мир", №5, 1999.

¹⁹ "Независимая газета". - 5 июля 1996. - С.2.

²⁰ Конституция (основной закон) Союза Советских Социалистических Республик. Москва,1988 - С.3.

²¹ "Рабочий путь", 1917, 6 сентября, №3.

²² А.Зубов. Будущее российского федерализма//"Знамя", 1996, - №3.

²³ Исследованию национального вопроса в России я посвятил несколько работ: Оптимизация национально - государственных отношений в условиях "национального возрождения"в СССР // "Рабочий класс и современный мир", 1989, №3 (Cовместно с А.М.Салминым); Союзный договор (проект) // "Народный депутат",1990,N6 (Совместно с А.М.Салминым и Л.Л.Тайваном); Союзный договор и механизм выработки нового национально - политического устройства СССР//"Рабочий класс и современный мир",1991, №1(Совместно с А.М.Салминым); Третий русский национализм//"Знамя",1993,N1; Послесловие к эпохе этнических революций //"Знамя",1993,N5; Украина: Опыт самообретенья // "Октябрь", 1993,N9; Плюрализм тоталитарности//"Полис",1993,N6; Балтия: Трагедия сбывшейся мечты// "Октябрь",1994,N2; L"Euroasia del Nord. - Milano: ed.San Paolo,1994, и ряд иных.

www.netda.ru

Объявления